После Чернобыля, когда рухнули запреты на «распространение информации», мы узнали об испытаниях советского атомного оружия в Семипалатинске, учениях с использованием атомных бомб на Тоцком полигоне, испытаниях на Новой земле, авариях на атомных подводных лодках. К сожалению, информационные запреты обрушились слишком поздно. И это тоже правда.
Также в этой книге мы хотим рассказать, что чувствует человек, каждый день делающий работу, которая будет стоить ему если не жизни, то здоровья. И каково это, как сказал один из ликвидаторов, «намотать свой хвост на кулак и заставить себя пойти на объект». Ломаешь себя, но идёшь. Страх — запредельный, сердце стучит где-то в горле, но идёшь. Безумству храбрых — венки со скидкой. При этом ты понимаешь, что если ты сделаешь свою работу плохо, то переделывать будешь только сам, вместо тебя никого другого не пошлют.
Когда я слышу слово «подвиг», обращённое ко мне, я улыбаюсь. Я вспоминаю детский сад на улице Кирова в Чернобыле, где разместили нашу группу дозиметрической разведки, первого командира группы капитана первого ранга Владимира Спасенникова. И как тогда, в мае-июне 1986 года, слово «подвиг» прочно вошло в лексикон членов группы дозиметрической разведки, но под другим углом. Ставя перед нами задачи на следующий день, Спасенников говорил: «Завтра “на подвиг” идут такие-то, такие-то»… Или фраза: «Одолжи фонарь, а то завтра “на подвиг” идти, а у меня аккумулятор сел…» Тогда никто из нас не произносил слово «подвиг» серьёзно. И это тоже правда.
Хотя практически всех из нас ещё тогда представили к государственным наградам. Но в 1986 — не сбылось.
Мы хотим, чтобы наша правда о Чернобыле не забылась. Поэтому мы и выпустили эту книгу. Потому что если через десять лет никто не вспомнит, что такое чернобыльские «человеко-жизни», то мы ездили туда зря.
Мой маленький личный Чернобыль
У нас в семье есть своя чернобыльская история. В начале мая 1986 года мне позвонили на работу и приказали срочно явиться в военкомат Ленинградского района. Сказали, что для уточнения данных в документах. Я, правоверный комсомолец, поехал. Для «уточнения данных в документах», вместе с такими же пацанами, недавно отслужившими срочную, надо было пройти медкомиссию.
Именно там врачи сказали одному из нас, что мы едем в Чернобыль. Все. Добровольцами.
На следующий день я стоял с рюкзачком за спиной в военкоматовском дворе с «коллегами» по чернобыльскому эшелону. Все были после «вчерашнего», отмечали отъезд. Как, впрочем, и я. Каким-то странным образом в последний момент выяснилось, что мне не хватило в эшелоне места. Я ушёл домой, парни, с которыми я проходил медкомиссию, уехали все.