— Я — Катя! — огрызнулась девочка. — А Костик, — она ткнула пальцем в того самого задиру, который доставал Краснова, — дурак!
— Сватова! — попробовала возмутиться преподавательница.
— Он все время на ноги мне наступает! Специально! — продолжала защищаться Катя, покрепче сжав Пашкину руку, которую так и не выпустила из своей.
— А откуда ты знаешь, что Паша не станет наступать тебе на ноги? — лукаво спросила Инна Валерьевна.
— Знаю! — уверенно заявила девочка и требовательно спросила у Краснова: — Ты же не станешь?!
— Не стану, — заторможено ответил Паша, заглядывая в её глаза. Всего на мгновение ему почудилось, что те сияют. Как солнце…
Наше время…
«Как солнце…» — промелькнуло воспоминание, стоило Краснову увидеть её.
Сначала он не поверил. Решил, что это очередная подделка из тысяч подобных, которых он так часто встречал в толпе. Но такие глаза были лишь у одной. У той, что с ужасом сейчас взирала на него…
Слова песни застряли в горле, так и не коснувшись микрофона, а сам солист, поддавшись эмоциям, ступил к краю сцены. Ему до дрожи хотелось прикоснуться к ней, почувствовать её тепло, пропустить прядь длинных волос сквозь пальцы, как в далеком прошлом. Лишь бы убедиться, что это она.
Его Кэти.
«Ну же! Давай! Бери!», — слаженно подхватил зал, отрезвляя.
Краснов сморгнул наваждение и растерянно шагнул назад, к стойке с микрофоном. Внутри все взбунтовалось, вновь подначивая броситься к ней. Наплевать на музыку, выступление, зрителей. Но солист лишь крепче сжал в руке стальной штатив — профессионалы не поддаются эмоциям, а он был профессионалом.
Музыка опять выбирала за него.
Алою полосой сердце мое пронзи!
Я на коленях, я твой… Ну же! Давай! Бери
Жалкое божество: «Слишком простой финал»,
Ангела чистый лик портит улыбка-оскал.
Белое станет тьмой, нимбы падут с небес,
Я воскрешен тобой, мой восхитительный бес.
Имя её — любовь, крылья её — мрак,
Щелкнет курок у виска: «Что поверил, дурак?»
— Пропустите! Разрешите! — то и дело выкрикивала я, пробивая путь к выходу. Паника, что необузданным смерчем бушевала внутри, только подстрекала двигаться вперед.
Не важно куда, лишь бы подальше от него.
Ориентироваться в толпе было трудно. В голове творился полный сумбур, а перед глазами всё еще маячил солист «Меридианов», зависший у края сцены. На какой-то безумный миг я действительно поверила, что Краснов прыгнет — слишком уж взгляд у него был решительным.
Имя её — любовь, крылья её — мрак,
Щелкнет курок у виска: «Что поверил, дурак?»
«Я не сбегаю. Мне просто нужно срочно уйти!» — говорят, самовнушение отличная штука. Так вот, со мной оно не работало. Мне никак не удавалось отделаться от ощущения измены. Будто сбегая сейчас, я опять повторяла прошлую ошибку.