— А ты — нагнетаешь. Расслабься, Кэти, — он притянул меня к себе, коротко целуя. — Не знаю, что творится в твоей голове, так что на всякий случай уточню: я хочу, чтобы мы были вместе.
Заслышав его последнюю фразу, я мгновенно напряглась и уставилась в землю, на что Пашка ответил мягким смехом:
— Какая же ты невозможная, — он на миг прижался губами к моей макушке. — Сватова, я же предлагаю тебе быть вместе до самой смерти. Просто давай попробуем и посмотрим, что из этого выйдет?
— А если ничего не выйдет? — я запрокинула голову и заглянула в глаза цвета грозового неба.
«Если ты не сможешь принять ту, кем я стала?».
— Не узнаешь, пока не рискнешь. У нас только одна жизнь, Кэти. Зачем её тратить на пустые предположения? Делай то, что хочешь, — он усмехнулся и лукаво добавил: — А хочешь ты — меня.
— И кто из нас невозможный? — я с улыбкой посмотрела на парня и крепко обняла его за талию. — Вот как мне с тобой таким быть?
— Главное быть. Просто будь со мной, Китти-Кэт.
— Буду, — пообещала я и, привстав на носочки, поцеловала этого невыносимого, но такого дорогого мне человека.
Буду.
«Привет, Китти-Кэт. Я тебе звонил…»
Я стояла в сумраке утра возле служебного входа «Клетки» и, кажется, в сотый раз перечитывала первую строку входящего сообщения от Паши. Меня так и подмывало открыть его и ответить парню. Но здравый смысл не позволял этого сделать. Во-первых, потому что Паша, скорее всего, уже спал. А во-вторых, я просто не хотела в очередной раз лгать ему. Ведь Краснов обязательно спросит, почему я бодрствую в пять часов утра. А в последнее время я и так врала достаточно.
Прошла уже неделя с того момента, как я согласилась быть с Пашей. Однако временами мой рассудок буквально впадал в ступор, отказываясь принимать эту данность за истину. Наверное, скажи мне кто в тринадцать лет, что в будущем я влюблюсь в Пашку Краснова — задиристого мальчишку, с десятками мелодий в голове, который постоянно изводил нашу преподавательницу по бальным танцам и втихаря учил меня стрелять из воздушки, — то без сомнения услышал бы вместо ответа издевательский хохот. Краснов всегда — ну, ладно, почти всегда, — виделся мне исключительно другом. Хотя, мама постоянно твердила мне, что мы с ним созданы друг для друга. Но тогда я думала, что мама просто подшучивает над нами.
Интересно, чтобы она сказала теперь? Наверняка бы, своё коронное: «Я же говорила».
Господи, как мне не хватало этого её «я же говорила».
Как мне не хватало их двоих.
Я сморгнула слезы и опять уставилась на экран.
«К черту, он мне сейчас нужен»,