— тьфу ты! Готова поспорить, они в своих фан-клубах и поэмы в его честь слагают.
В общем, возле двери по-прежнему топтался Краснов и смотрел на меня этими своими цвета грозового неба.
— Я тебя провожу, — заметив мою нерешительность, пояснил музыкант и, будто оправдываясь, добавил: — Уже поздно.
С переднего сиденья донёсся сдавленный смешок:
— Да-а, самые страшные вещи происходят в восемь вечера, — Кир рукой махнул на лобовое стекло, за которым по-прежнему было относительно светло — май как-никак — и приказным тоном добавил: — Хватит разводить шекспировские драмы, идите уже, — он жестом указал в сторону моей общаги, что возвышалась неподалеку.
— Таксист, который читает Шекспира? Ты умеешь удивлять, Ржавый.
— А ты умеешь нести всякую муть, Красный. Иди лучше проводи девушку. Пока, Кать.
— Пока, — я наконец-то выбралась из машины и мы с Пашкой в полном молчании зашагали по асфальтированной дорожке.
Тишина, повисшая между нами, заставляла нервно теребить лямку рюкзака и мысленно считать трещинки в асфальте. По какой-то причине складывалось полное ощущение того, что мне вновь пятнадцать и меня провожает домой мальчик, по которому я тайно сохла полгода. Короче говоря, это было жуть как неловко, трепетно и почему-то страшно.
— Абрикосы уже отцвели, — сказал совершенно очевидную вещь музыкант, спустя три длинных минуты молчания.
— Да, отцвели, — попыталась поддержать этот неуклюжий диалог и зачем-то добавила: — Зато петушки цветут.
«Господи! Это нелепейший разговор в моей жизни!»
— Что? — Краснов остановился, взирая на меня, как на ненормальную. — Какие петушки?
— Ну, петушки. Ирисы. Они ещё разных цветов бывают: фиолетовые, желтые… — зачем-то продолжала объяснять я, пока мой монолог по флористике не оборвал заливистый смех рядом:
— Черт, Кэти, ты — это нечто, — смеясь, похвалил меня парень. — Петушки! Надо же!
— Ой, кто бы говорил! Абрикосы уже отцвели, — передразнила я Краснова, сдерживая улыбку. — Капитан очевидность, блин!
— Ладно-ладно, — он примирительно поднял руки ладонями вверх. — Признаю, я тоже нечто, — тут же заулыбался музыкант.
— Ты — клоун, — улыбнулась я в ответ.
— Помниться, не так давно ты говорила, что я неадекватный.
— Что ж, поздравляю, ты — неадекватный клоун!
— Мне уже страшно, что ты придумаешь в следующий раз.
Мы умолкли, глядя друг другу в глаза. Это Пашино «в следующий раз» словно повисло в воздухе, рождая тысячи вопросов, которые мы никак не осмеливались озвучить. А когда до этого дошло, заговорили практически одновременно:
— Паш, наверное…
— Кэти, я хотел…
— Говори ты, — кивнула Краснову, вновь чувствуя себя пятнадцатилетней.