Сотник поначалу усомнился: как же это девчонок узнают, коли лица у них, по обычаю орденскому, под масками? Одни только рты и видать. Кто ж это узнает, пусть и родное дитя, но через многие лета, да ещё по губам? Лица-то у идиоток сильно отличаются от нормальных – их никак не перепутаешь. Пьяненький дед в ответ только хихикал, пуская пузыри, и многозначительно потрясал грязным узловатым пальчиком. То ли он ответа не знал, то ли сотник перестарался с угощеньем.
Аграт, выслушав подробный пересказ верного человека, ухватился за ту байку, как за единственно сохранившуюся на всей земле соломинку. И вот теперь стоял на этой самой скале. В нужное время стоял – привратники категорически отказывались опускать мост. Дескать, через месяц приходите, люди добрые, и сёстры вас примут. Беду вашу разберут, а там, глядишь, и подмогнут чем.
Аграт Багдо аэт Юди не был жесток. Просто сузился мир у человека до одной единственной цели – так случается. Большинство людей, знающих о такой беде, сторонятся одержимого, торопятся уйти с его дороги от греха подальше. Привратникам о том узнать было негде – уединение сестёр слуги разделяли в полной мере. Потому и не всполошились они, услыхав имя аграта, неподвижно застывшего напротив.
Тяжёлые крюки выметнулись и зацепились за ограду утёса в тот момент, когда привратники осели наземь – десятник слыл одним из лучших пращников запада. Монету выбивал из пальцев собственного сынишки. А уж засвистеть в лоб взрослого с десяти метров – невелик труд. Пара сильных молодцов, ловко перебирая руками, в два счёта добралась по веревкам до утёса. И вот уже по деревянному настилу опущенного моста заскрипели колёса узкого возка, запряжённого пегим обром. Скакуном, а не тягловой скотиной. Тягловые – те чуть ли не вдвое шире. Тупые они и боязливые, а скакуны злы, умны и задорны. Рога у них короче, да вот только в битве на полном ходу такие скакуны друг дружке бока вспарывают. А на таких вот жидких мосточках каждую дощечку печёнками чуют: точно знают, куда ступить можно, а где не пройти, как не тужься.
Копыта обра мерно застучали по второму крылу моста, а десятник с двумя подручными уже нёсся по самому первому к распахнутой калитке. Не ровен час, увидит кто их самоуправство, и дверца захлопнется. Руби её потом!
– Все чисто, мой аграт, – доложил десятник, сдвигая тяжёлую створку невысоких обитых железом ворот.
Если кто за ними и наблюдал, так не выдал себя ни стрелой, ни криком. Непривычный к неблагородным трудам скакун, перемахнув широченный двор, едва угомонился у входа в башню. Багдо аэт Юди скинул плащ, отвернул полог, осторожно вытащил из возка худенькое тело дочери. Сграбастал его в охапку и почти бегом ворвался в полутёмное помещение первого этажа. Сотник держался бок о бок с ним, в каждой руке по мечу. С площадки где-то под потолком их окликнул молодой воин, подсветив факелом лестницу: