— Нахрена ты его притащила?! — подоспевшая на помощь Гранка стегала громадную упёртую чадящую тушу короткими очередями.
— Дура! — расслабляясь, прошипела Наруга и встряхнулась.
— Согласна: ты законченная дура, хоть и знаменитость, — насмешливо подтвердила Гранка, нависая над обрывом и крутя головой. — Но верно сообразила скинуть куртку. Иначе улетела бы с обрыва… Нет, куртку не трожь. Зацепишь, влипнешь в эту пакость ещё круче. Будем вместе с кожей отдирать.
— Что там внизу? — встревожилась Наруга.
— Мелочь твоего паука кушает. Зажаренного с кровью. Заметила? Нарочно под обрывом пасутся. Им уже столько жратвы нападало, что скоро полопаются. Ну, чего расселась? Давай, работай.
Наруга поднялась. Пинком вышвырнула кутку с обрыва. Гранка хмыкнула и поинтересовалась:
— Не замёрзнешь?
— Замёрзнешь тут, — проворчала она, оглянувшись назад.
Бинка не сводила глаз с реки. Юлька хлопотала над Ракной — та виновато зыркнула на подругу горящими чёрными глазами и завернула поцарапанную мордень на сторону. Наруга усмехнулась и посмотрела на Шатхию. Хутамка как раз отправила вниз очередного липуна и довольно улыбнулась. Приглашающе кивнула, дескать, включайся в процесс. Наруга осторожно шагнула к обрыву, глянула вниз и встретилась взглядом с очередным пауком. Тот так перестарался, раздуваясь, что с величайшим трудом подтягивал вверх непомерную тушу.
— С меня хватит, — объявила ему Наруга.
И принялась мочалить короткими очередями распахнувшуюся пасть. Приобретённый опыт настойчиво рекомендовал: пока морду липуну в хлам не разнесёшь, бой с ним затевать не следует.
Акери очнулась оттого, что снизу её узкую тесную темницу что-то сильно толкнуло. Или она обо что-то ударилась. Два её молчаливых тюремщика сидели у большой яркой стены в непонятных светящихся рисунках, квадратах, кругах и зигзагах — чудовищная какофония линий и ярких красок мучительно била по глазам. Мужчины лишь изредка перебрасывались словами, возясь со своей стеной — это Акери разглядела в дыры, пропускающие к ней воздух. Чем они там занимались, дыры понять не позволяли. Да и глаза всё никак не желали просыпаться — опять её чем-то опоили. Голова стала огромной и пустой, в животе катался комок тошноты. Впрочем, всё это неважно: всё равно на её судьбе сегодня и сейчас это никак не отразится. Что бы ни произошло, этот ящик раскроется лишь там, где её оставят навсегда. Так говорили эти люди.
Как она сюда попала, Акери не знала. Просто проснулась в этом ящике, как некогда проснулась в неведомой комнате, где всё было чужое. И пахло чем-то насквозь чужим. Стены были из чего-то, чему Акери не знала названия. Кажется, из того же самого были сделаны большие лодки, что торговец с другой планеты привёз её мужу. Оно было крепче железа, не горело и не радовало глаз. Даже в железе есть что-то живое, ведь оно рождено землёй. А это…