И хрен их знает – этих богов – чего они хотят от старого разбойника? Куда сунуть желают – раздумывал Батя, шагая по ночи к харчевне. А тока неспроста все это…
Он увернулся от брошенного ножа. Влип в дощатый покосившийся забор и залег под ним в лопухах, чутко выслушивая и вынюхивая ночные тени. Не ко времени – подумал раздраженно – вовсе уж некстати. Хорош защитничек, коль и защищать еще не начал, а уж сдохнуть норовит. С той стороны, откуда прилетел нож, доносилось приглушенное парой десятков шагов хриплое дыхание. Батя выудил засапожник. Левой рукой нащупал в лопухах оторванную полусгнившую дощечку – пригодится чужое лезвие принять. Унял дыхание, изготовившись поохотиться на неведомого охотничка. Он, было, примерился, куда сподручней податься, дабы обрушиться на ублюдка, как вдруг тот подал голос. Да и как подал: заорал дурным голосом, подскочив и заметавшись. Нож Бати его утихомирил. Следовало бы смыться от греха подальше, да любопытство взяло верх. Обтерев и убрав засапожник, старик перевернул ткнувшееся мордой в землю тело. Дрянь подзаборная, теребень уличная, очёски человечьи, рвань никчемушная – старый разбойник сплюнул, но тут углядел на грязной шее нечто странное. Уж кто-кто, а он-то знал, как выглядят змеиные укусы. Да вот не ведал, что и у них в Стольнограде завелось нечто подобное. Змеи – животины мудрые, деликатные, чужого вмешательства не терпящие. Не место им в замызганной городской сумятице...
Он не услыхал, а почуял. Медленно повернул голову и обомлел: чуть не под самым его носом покачивалась голова столь здоровенной змеюки, что перехватило дыхание. Раздвоенный язычок почти касался его плеча. Но Батя страшился ворохнуть и ресничкой, не то, чтоб дергаться. Здравых мыслишек не было. Да они и не понадобились: змеюку окутала подозрительно знакомая дымка, в которой на мгновение промелькнуло черноглазое девчоночье личико. Промелькнуло и пропало вместе с туманом. А змея опустилась на землю и утекла прочь в сторону Отрыжкиного дома. Тут Батя выдохнул и выругался, бессильно оплывая плечами. Вот же зараза! Утолкали же спать, так нет, надо ей шляться – Отрыжка проведает, так, небось, вздует поганку. Он опомнился, осознав: Ялька его выручила. Да мало того: пошла…, тьфу ты, поползла следом, охраняя только-только обретенного деда от ночных татей. Куда уж ее костерить при таких-то делах! А все одно: нехорошо. Не дело ей шляться по ночам. Старик хмыкнул, одыбав окончательно. Погрозил вслед исчезнувшей оборотенке кулаком. Споро поднялся и потопал дальше, фыркая под нос и укоризненно качая головой. Что-то их еще ждет, коли она уже столь ушлая да понятливая? Кабы не обожраться им с тех чудес… до отрыжки.