Когда они вышли на равнину, он увидел впереди бескрайний лес высоких деревьев чрезвычайно странной формы. Их листья были прозрачными, и, глядя вверх, Маскалл словно смотрел через стеклянную крышу. Солнечные лучи проникали сквозь них — белые, яростные и пылающие, но лишенные жара. Легко было представить, будто шагаешь по прохладным, ярким эльфийским полянам.
Сквозь лес шла, насколько хватало взгляда, начинавшаяся у их ног дорога, совершенно прямая и не очень широкая.
Маскалл хотел поговорить со своим спутником, но не мог подобрать слова. Панаве посмотрел на него с загадочной улыбкой — суровой, однако в то же время обаятельной и женственной. Потом он нарушил тишину, но, как ни странно, Маскалл не мог понять, говорит он или поет. С губ Панаве слетал медленный напевный речитатив, точь-в-точь напоминавший чарующее адажио низкотонального струнного инструмента, однако была и разница. Вместо повторения и вариаций одной и той же короткой темы, как в музыке, тема Панаве была долгой, она не заканчивалась, а по ритму и мелодии больше напоминала беседу. И в то же время это был не речитатив, поскольку в нем не было декламации. Это был долгий, тихий поток прекрасного чувства.
Маскалл слушал, зачарованный, но возбужденный. Казалось, песня, если ее можно было так назвать, вот-вот станет ясной и различимой — не слова, но сопереживание настроению и чувствам другого человека; и Маскалл ощущал, что будет сказано нечто важное, объясняющее все предыдущие события. Но этот момент постоянно откладывался; он не понимал — и все же понимал.
К вечеру они вышли на поляну, и Панаве оборвал свой напев. Он замедлил шаг и остановился, как человек, желающий дать понять, что не собирается идти дальше.
— Как называется эта страна? — спросил Маскалл.
— Это равнина Льюжн.
— Была ли эта музыка по сути своей соблазном? Ты не хочешь, чтобы я шел дальше?
— Работа ждет тебя впереди, а не за твоей спиной.
— Тогда что это было? Какую работу ты имеешь в виду?
— Эта музыка должна была показаться тебе похожей на что-то, Маскалл.
— Она показалась мне похожей на музыку Формирующего.
Стоило ему рассеянно произнести эти слова, как Маскалл задумался, почему так поступил, ведь теперь он не видел в них смысла.
Однако Панаве не выказал удивления.
— Формирующего ты найдешь повсюду.
— Это сон или явь?
— Это явь.
Маскалл глубоко задумался. Наконец очнулся и сказал:
— Так тому и быть. Теперь я пойду дальше. Но где мне сегодня ночевать?
— Ты дойдешь до широкой реки. По ней ты сможешь завтра достичь подножия Марест. Однако сегодня тебе лучше переночевать там, где лес встречается с рекой.