— В таком случае прощай, Панаве! Но не хочешь ли ты сказать мне что-то еще?
— Только это, Маскалл: куда бы ты ни пошел, помогай делать мир прекрасным, а не уродливым.
— На это никто из нас не способен. Я простой человек и лишен амбиций по части украшательства жизни. Но скажи Джойуинд, что я постараюсь блюсти чистоту.
Они расстались весьма прохладно. Маскалл стоял, выпрямившись, там, где они попрощались, и, вздыхая, смотрел вслед Панаве, пока тот не скрылся из виду.
Он понял: что-то вот-вот произойдет. Воздух застыл. Вечерние лучи солнца, ничем не затененные, окутывали тело Маскалла сладострастным жаром. Одинокое облако плыло по небу невероятно высоко.
Далеко за его спиной труба пропела одинокую ноту. Ему почудилось, что до источника звука несколько миль, но постепенно тот набрал силу и приблизился, одновременно становясь громче. Звучала все та же нота, однако теперь казалось, будто великан-трубач издает ее прямо над головой Маскалла. Потом звук постепенно ослабел, переместился вперед и затих вдали.
Маскалл словно был наедине с Природой. Благоговейное спокойствие снизошло на его сердце. Прошлое и будущее были забыты. Не осталось ни леса, ни солнца, ни дня. Он забыл самого себя — у него не осталось мыслей и чувств. И все же никогда еще Жизнь не была столь возвышенной.
Прямо на пути Маскалла стоял человек со скрещенными руками. Одежда скрывала его тело, оставляя обнаженными конечности. Он был скорее молод, чем стар. Маскалл заметил, что лицо незнакомца лишено особых органов Торманса, к которым сам он еще не привык. Лицо чужака было гладким, и вся его фигура словно источала жизнь, от которой воздух подрагивал, как в жаркий день. Взгляд его был столь неистовым, что Маскалл не мог смотреть ему в глаза.
Незнакомец обратился к Маскаллу по имени. Голос его был удивительным. В нем слышались два тона. Основной звучал отдаленно, другой же напоминал полутон, издаваемый вибрирующей в такт струной.
Рядом с этим человеком Маскалл ощутил прилив радости. Ему казалось, что с ним происходит нечто хорошее. Говорить было физически трудно.
— Почему ты меня остановил?
— Посмотри на меня, Маскалл. Кто я?
— Я думаю, ты Формирующий.
— Я Суртур.
Маскалл вновь попытался встретиться с ним взглядом, но ощущение было такое, словно его пырнули ножом.
— Ты знаешь, что это мой мир. Как ты думаешь, зачем я привел тебя сюда? Я хочу, чтобы ты служил мне.
Маскалл утратил дар речи.
— Тем, кто шутит над моим миром, — продолжило видение, — кто насмехается над его вечным суровым ритмом, его красотой и величием, не поверхностными, но происходящими из бездонных корней, — им не спастись.