Мама ожидаемо разволновалась, тут же принявшись выспрашивать у Алессандры подробности событий последних недель. Отец обреченно последовал за ними, будучи не в силах отказать жене хоть в чем-то, лишь перехватил Артема и коротко шепнул, что все проблемы с конторой он решил, даже помог заместителю Артема и подсказал пару советов по дисциплине, так что волноваться ему не о чем. Младший Мейсхер даже растерялся от неожиданности, ухватив отца за плечо в самый последний момент.
- У тебя точно все в порядке? Ты какой-то странный последнее время.
Отец помолчал, оглядел зал невидящим взглядом.
- Мы с твоей матерью всю жизнь вместе, ты знаешь. Каждый день бок о бок, много лет, а я этого словно никогда и не замечал. Знаешь, когда по-настоящему оценил? Когда она в этот санаторий уехала, а ты во Флоренцию улетел. Сразу так пусто стало, тихо... Было время подумать, что стоит принимать как данность, а что нет. Не повторяй моих ошибок.
Герман Альбертович качнул головой в сторону наблюдавшей за ними Виттории, подмигнул сыну и ушел к жене, как раз принявшейся нахваливать кондитерские шедевры Бьянки. Та даже зарделась от похвал и смущения.
- У тебя чудесные родители, – послышался голос подошедшей к нему Виты. Обернувшись к ней, Артем тепло улыбнулся и приобнял ее за талию, притянув ближе к себе.
- А ты меня со своими так и не познакомила.
- Ты ведь еще не завтра уезжаешь. Будет время. Сначала надо с делами закончить, с картиной.
- А я-то уж надеялся, что теперь нам никакой Боттичелли не помешает, – притворно вздохнул Артем, за что получил от Виты ладошкой по плечу. – Ладно, шучу.
- Слушай, а как ты думаешь, кто все-таки изображен на картине? – не утерпела Виттория. Он пожал плечами.
- Я все еще уверен, что там художник. Ты просто не видела того, что видел и чувствовал я во время тех снов – или видений, чем бы оно ни было. Он сидел перед мольбертом, восхищался работой и думал о том, как сильно любит ее.
- Может, ты и прав, – выдержав паузу, ответила Вита. Выглянувший с кухни Лука как раз позвал их всех за стол, и все принялись рассаживаться. – Пойдем?
- Я сейчас.
Голова внезапно закружилась, словно ему вдруг стало нечем дышать. Он ухватился за кресло, сжал в ладони оставленный на столе стакан с газировкой, сделал жадный глоток. Стало немного легче, но не до конца, и, сев в кресло, Артем закрыл глаза.
Боль в груди – вот первое, что он почувствовал. Вокруг раздавались громкие голоса, кто-то что-то кричал, но слов было не разобрать. Только боль – острая, разливающаяся по венам, раздирающая изнутри.