Ксюша
— Нет! Я не хочу на экономический, мам! — в который раз спорю с этой до жути упрямой женщиной. — Мы живем в свободной стране! Мне уже восемнадцать, и я вольна сама выбирать свою судьбу! — гордо вскидываю подбородок, всем видом показывая, что я могу за себя постоять и в этот раз не сдамся.
Уже около месяца мы каждый день ссоримся с мамой из-за того куда я должна подать документы.
— Ксюша, не спорь со мной! Я так сказала — значит, так оно и будет! Могу предложить еще юридический, — заявляет мама, тоже вскидывая подбородок — этот жест я переняла от нее.
Как же меня это раздражает! Почему она считает, что лучше меня знает, что мне делать со своей жизнью?! Ничего она не знает! Целыми днями в своих ресторанах… Понятия не имеет, чем я живу, о чем мечтаю и как сильно этого хочу. Работа же превыше детей! И меня на экономический хочет сунуть, чтобы потом заключить в плен бесконечных столиков, накрахмаленных скатертей и просторных залов.
— Какой юридический, мам? — от бессилия падаю на стул и изображаю плач. — Я хочу стать певицей! Хочу выходить на сцену, петь и понимать, что это то, что выбрала я, а не кто-то другой.
Я помню каждое свое выступление. Когда выходишь на сцену, поешь — чувствуешь свободу. Ты летишь нотами и аккордами в сердце каждого слушателя. Видишь, как горят глаза зрителей, и мечтаешь увидеть еще больше таких глаз. Увидеть отдачу.
Многим может показаться, что я мечтаю о популярности, но это не так. Меня поймут лишь те, кто хоть раз был на сцене. Сцена, как наркотик. Она манит тем, что на ней ты можешь быть кем угодно. Лишь там, в свете софитов, ты забываешь обо всех проблемах, чтобы отдать себя другим, получая взамен тепло. Я мечтаю именно об этом — о тепле, которого мне так не хватает после того, как братья съехали от нас.
Им удалось сбежать от попыток мамы, лишив ее возможности решать за них. Теперь я — ее последняя надежда и…жертва. Последняя наследница ее ресторанной империи.
— Ксюша, ради бога, становись кем угодно! Мы с отцом и дальше продолжим оплачивать твои поездки, выступления и занятия с Риммой Андреевной, но поступишь ты на экономический или юридический.
Господи! Снова… Сколько же можно уже?!
Как же папа ее терпит?!
— Пап, — обращаюсь к отцу, который сидит на диване и листает новости на планшете. — Ну, хоть ты ей скажи! Она душит меня своими планами на мою жизнь! — слово «мою» выделяю, бросая в сторону мамы укоризненный взгляд.
— Твой отец со мной полностью согласен, — отвечает за него мама, на что папа горько усмехается.
— Ксюшенька, пойми… — начинает папа.
