Музыка — отличный способ слива эмоции, чтобы не захлебнуться. Особенно, если вырабатываешь новые и новые чрезвычайно быстро. Яне определенно есть, чем поделиться с публикой. Стоя на сцене «Крокус Сити Холл», позволяет себе выражать свои чувства со всем откровением. Проживает каждую песню. Выкладывается на максимум, наполняя тексты и ритмы искренними эмоциями.
— Ra’Яна! Ra’Яна! Ra’Яна! — от криков толпы закладывает уши.
И Рагнарина смеется. Поклонившись, смаргивает навернувшиеся слезы.
— СПА-СИ-БО!
Грудь и спина покрыты испариной. Волосы у висков и на лбу вьются от влаги. Дыхание дает сбой. Но внутри клокочет такая гамма чувств и эмоций, искры высекает.
Большая часть ее поклонников — подростки и молодежь. А они тоже богаты на отдачу.
— Спасибо! Спасибо всем огромное! Я в восторге от вас! — прижимая ладонь к груди, счастливо улыбается Яна. — Радуйтесь каждому мигу, каждому мгновению! Будьте такими же взрывными! Вы офигенные! И все у вас будет хорошо! Слышите меня? Слышите? — после оглушительных выкриков одобрения с задором смеется. — Да!!! Чтобы ни происходило, идите на свет. Несите свет! Вы офиг-е-е-н-н-ные! А-а-а-а-у!
Сцену заполняет балетная труппа и продолжает шоу, чтобы Ra’Яна имела возможность перевести дыхание, сменить последнее платье и поправить макияж.
— Молодец, манюнечка! Мо-ло-дец!
Уже не шокирует, что Гоголь влетает в гримерку без стука, когда она полуодета. Ярослав, если и смотрит, оценивает ее как куклу.
— Давай, рубани последнюю до остановки сердца!
— Принято! Будет сделано.
Волнуется, безусловно. Перед первым выходом такого не чувствовала. А сейчас ощутимо в груди задрожало. Пульс забил слух. Стук собственных каблуков гулкими ударами вспаривает нервы.
Балетная труппа заканчивает. Резкие танцевальные ноты обрываются. Темнота. Медленный, завораживающий, будто сказочный, проигрыш. Плавное освещение сцены. Темно-синие и неоново-белые лампы выводят внимание сразу на Яну. Публика взрывается новой волной оваций, приветствуя последний выход артистки. Она идет неторопливо, ощущая твердость и вес ультракороткого платья, инкрустированного битыми серебристыми осколками. Корсет сдавливает грудь, но дыхание спирает, конечно же, не от этого.
Глядя в толпу, видит только Рагнарина. Обнажает душу. Стоит, будто голая на морозе. Потряхивает не то от страха, не то от нервного возбуждения.
— В этом зале присутствует человек, который очень круто изменил мою жизнь. Он изменил меня, — голос, несмотря на электроакустическое преобразование, звучит тихо. И то, что зрители притихают, усиливает момент. — Если совсем откровенно, каждая моя песня о нем. Эта… последняя баллада — исповедь. Слышишь, Северный? Это best of the best. Мой оголенный нерв. Для тебя. От Южного полюса Северному, — касаясь груди, повторяет тот же жест любви, который показывала ему, когда они расставались.