Андрей
— Значит, вы были в курсе?
Отхожу к окну, сосредотачивая взгляд на горящем фонаре. Время около четырех утра. Дом стоит на ушах.
— Андрей…
— Мама, ты сейчас серьезно? Вы оба все это время были в курсе, что у Славика зависимость… и ничего с этим не делали?
Убираю руки в карманы, стараясь держать себя в рамках. Сдерживаться. Но получается отвратительно.
— Он лежал в клинике, пару раз, — она тараторит совсем тихим голосом. Видимо, стыдится своей «заботы» о сыне. — Все хорошо было, а потом эта девчонка… И снова началось. Это она его спровоцировала, она! Жизни ему не давала. Приходила сюда, кричала у ворот. Я о себе такого наслушалась…
— Мам, два года. Вы скрывали все это почти два года. Я был уверен, что это так, разовое баловство у него, когда анализ крови пришел. А на самом деле…
В голове не укладывается. Да, отец в запале орал, обзывал малого наркоманом, но, зная батю и его импульсивность, я списал это на злость.
А казалось, так оно и было.
Просто полчаса назад выяснилось, что Славик попал в аварию не сам. Ему помогли, подрезали тормоза. Малой вляпался в очередную историю, только теперь куда более серьезную, влез в долги. Приходил с этим к отцу, но тот его послал. Даже слушать не стал.
— Прекрати орать! — вмешивается отец и кидает на стол какую-то папку. — Он из дома все, что под руку попадалось, тащить начал. Откуда я знал, что мой отказ так обернется? Я просто ему не поверил. Да, приходил, да, просил денег… в клинику отказывался ложиться. Что я должен был думать? Они еще и не такое насочинять готовы, когда ломает.
— Разобраться. Но тебе ж некогда. Мэрское кресло не жмет, пап?
— Андрюша, — мама охает и хватается за сердце.
— Рот свой закрой, щенок.
— Иначе что?
Отец обессиленно опускается в кресло у камина.
— Иначе ничего, — растирает покрасневшее лицо руками. — Я во всем разобрался. Славика определил на принудительное лечение. Никто не узнает, что он… Ты же понимаешь, что я не хочу ломать его жизнь?! А вся эта история…
— Сынок, мы же не звери, — вмешивается мама, — мы старались как могли. Но твой брат был неуправляемым. Может быть, стоило жестче, принудительно, как сейчас… Но я думала, что он придет в себя, возьмется за ум.
— Официальная версия аварии — не справился с управлением. Штраф я выплачу. Дело закрыли. У водителя грузовика претензий нет.
— А тот, кто перерезал тормоза? — смотрю на отца, который за последние дни постарел лет на десять.
— Там тоже все гладко.
Папа не углубляется в подробности, только уточняет, что все по закону. Всех посадят.