Вскоре ему захотелось большего, и он прошелся языком по нежным складкам, смакуя такой сладкий вкус Пары. Зверь внутри ликовал от счастья, желая вывернуться наизнанку, но доставить удовольствие, и я старался, вытягивал душу из Ярославы. Она тихо стонала, выгибаясь, а вскоре и кончила, как-то обмякнув.
— Ярушка, моя хорошая, — начал шептать я, но осекся, увидев, что Ярослава потеряла сознание, а нижняя губа кровит. И в одну секунду меня выкинуло в лютую зимнюю стужу, Зверь завыл от боли, пелена бесконтрольного желания спала. Сразу вспомнились и руки Яры, которые отталкивали, и тихие всхлипы, когда я оседлал ее, придавив своим немалым весом, и напряженная поза, когда я вылизывал ее.
Я же, кусок собачьего дерьма, просто накинулся на нее! Ничего даже не сказал, не прошептал на ухо о том, как она бесценна для меня, а просто диким волком принялся метить любимое тело.
В горле пересохло, и я попытался сглотнуть вязкую слюну, в которой еще ощущался терпкий привкус Яры.
Стало только хуже.
Я бережно поднял ее, отнес в спальню, одел в новое белье и укрыл, как укрывал Степку, и тихо вышел за дверь.
«Бежать», — крутилась единственная мысль в моей голове. Бежать в лес. Кинуться в овраг и сломать себе шею, раз держит такую дурную голову. Глаза мерцали желтым в темноте дома, Зверь выл и просился в лес, чтобы зализать раны на сердце, успокоиться немного, но я все не мог отойти от двери в комнату. уже спящей Ярославы. В итоге вернулся обратно, да так и сел на пол у ее кровати.
Утром меня подбросило. Я в испуге открыл глаза и понял, что сижу на полу, укрытый пледом. Ярослава уже не спала, а сидела тихо в кровати и слушала что-то в наушниках. Она почувствовала движение рядом и вынула капли из ушей, прислушиваясь к звукам в комнате.
— Ониксим, — позвала она меня по имени. Голос у нее был спокойный и мягкий, отчего ночная выходка придавила внутри каменной глыбой. Весь кислород, сука, выдавила, и я судорожно вдохнул.
— Не уходи, пожалуйста. Догнать я тебя не смогу. — Ярослава улыбнулась и протянула руку.
Я сглотнул и замер — меня не выгоняли, не игнорировали зло, не обвиняли. Со мной хотели поговорить.
— Не уйду, — пробасил я и сел на кровать, хватаясь за протянутую руку, словно утопающий. Хотелось вдруг зарычать и сказать «никогда», но я себя одернул — эти волчьи замашки и так пугают, а уж такие заверения точно окажут противоположный эффект на обычного человека. Ярослава сидела тихо и держалась за руку, не шевелясь, не ерзая нервно, была удивительно спокойна.
Я смотрел на нее во все глаза и боялся вздохнуть, чтобы рукой нечаянно не шевельнуть, мало ли, Яра решит, что мне неудобно, и отпустит мою руку, а я уже не смогу попросить взять меня снова за пальцы, чтобы не докучать, не навязываться. Не объяснишь же в двух словах, что ради Пары я кожу заживо буду сдирать, если нужно будет. Это ведь не любовь, это связь духовная. Навсегда.