— С чего бы это! Мы трепетно заботимся о гражданах Империи и не позволяем им ходить туда, где их случайно могут казнить за вторжение в темноэльфийские тайны, — с самой что ни на есть серьезной миной сообщил мне Тень.
И эта мина дала понять, что да-да, именно этот ответ и получили бы Императорский служащие, вздумай кому-нибудь и впрямь накатать жалобу на эльфийское самоуправство. Ну разве что его приправили бы еще парочкой витиеватых и крайне вежливых вступлений, а потом еще парочкой таких же заверений в действиях на благо Империи и ее жителей.
И я вдруг представила физиономию Имперского дипломата в этот момент (совершенно нейтральную, но с вселенской тоской в душе), и, не удержавшись, рассмеялась.
— Ты не ответила на мой вопрос, — заметил темный, сам пряча смешинки в уголках глаз.
— Обойдется твое эго без моего ответа, вериалис, — произнесла я с нужной долей подобострастности, опустив глаза.
В углах губ у темного дрогнула и спряталась улыбка: его дом был прекрасен, и он сам это знал.
Зеленые глаза сверкнули, и голос обрел мурлыкающие нотки:
— В таком случае, позволь, лирелей, поблагодарить тебя за совместное время…
Когда темный склонился с поцелуем к моей руке, это было как ожог. Как разряд.
Я не вздрогнула, но телу стало горячо от быстрее помчавшей по жилам крови.
Мэлрис перебирал мои пальцы, ласково, едва ощутимо касался подушечками линий на ладони. А потом перевернул ее тыльной стороной вниз, и поцеловал запястье — там, где вздрагивали моим пульсом тонкие венки (вены? а то опять вопрос ударения).
От неожиданно чувственной ласки тело плавилось и трепетало, и я принимала этот трепет с наслаждением, прекрасно зная, что скажу в следующей мгновение…
— Нет.
Сладкий озноб пробежал по коже от вздоха темного — но, вопреки опасениям (да что там — ожиданиям), он не разозлился.
Улыбнулся тепло и понимающе. Ласково провел по моей щеке, заправив за ухо выбившуюся прядь…
— Любите вы, люди, из простого делать сложное… Спокойной ночи, лирелей.
Этот позёр уже рассыпался ворохом золотых и зеленых звезд, а я всё стояла, возмущенно сверля взглядом воздух: то есть, превращает близость в инструмент вербовки он, а из простого сложное делаю я?!
И я, конечно, понимала, что морочить голову и выворачивать наизнанку что свои, что чужие слова и поступки — это фактически его должностная обязанность, но все равно, в отведенную мне комнату вошла несколько чрезмерно стремительно.
Налились мягким молочным светом шары светильников — и, проснувшись, к ним робко потянулись цветы с высоты кроватных столбиков.