– Налей мне вина, пожалуйста, – попросила она. – Я знаю, что напиваться с горя – плохая идея. Просто… один бокал. Или два.
Дир встал. Послышались тихие шаги, потом звук льющегося вина, и тонкая ножка бокала легла Таиссе в руку. Таисса машинально её сжала.
Она была человеком. Она – стала – человеком. Вот так просто.
Таисса не могла понять, как кто-то мог решиться на такое самостоятельно. Это было… чудовищно страшно, вот как это было. Упасть навстречу беспомощности, смерти, лишиться необыкновенного чуда, что сопровождало её с самого детства.
Вернон… что сейчас происходило с ним? Он сказал, что больше не будет принимать нейролептики. Он тоже знал, что лишится способностей?
…Но не выпил же он этот концентрат сам? Нужно быть сумасшедшим, чтобы на это решиться.
Таисса закусила губу. И, быстро отставив бокал в сторону, написала одно-единственное сообщение на линке:
«Я лишилась способностей. А ты?»
Ответит ли он?
– Таис, – тихо позвал Дир. – Для тебя только что всё изменилось. Если ты захочешь, чтобы в Женеву отправился только я или кто-то другой по твоему выбору, тебе достаточно только сказать.
Таисса подняла бокал и обернулась к нему.
– Нет, – проговорила она. – В этом плане ничего не изменилось. Мы отправимся вдвоём, я и ты. Просто… – Она устало улыбнулась. – Хотела сказать: «дай мне время привыкнуть», но привыкнуть тут невозможно. Попробую притерпеться по пути.
Дир неслышно подошёл. Сел рядом с ней, обхватив руками колени.
– Мир изменился, – произнёс он, глядя на озеро. – Возможно, навсегда. Ты в это веришь?
Таисса покачала головой, глядя на молчащий линк:
– Ни капельки. Никакой паники, давки, кутерьмы в новостях…
– Образцовый апокалипсис, – согласился Дир. – Пароход идёт ко дну, а пассажиры чинно сидят в кают-кампании. Всё очень чистенько и пристойно.
– Никто не будет нас здесь искать, – проронила Таисса. – И ни один человек не узнает, что дочь Эйвена Пирса лишилась способностей. – Она закусила губу. – Знаешь, мне очень хочется, чтобы никто и не узнал. Мне… стыдно. Словно это я виновата в том, что со мной произошло.
Дир внимательно посмотрел на неё:
– Тебя волнует, что они скажут?
– Я не хочу быть плачущей, дрожащей и слабой. Униженной. Побеждённой. – Таисса глубоко вздохнула. – Я знаю, что никогда не буду такой, если не захочу. Всё зависит от меня. Но… но… всё равно. Это будто выйти на площадь без одежды.
– Вместе с теми, кто ходил нагими всю свою жизнь, – задумчиво произнёс Дир. – А немногие одетые будут смотреть на вас свысока.
– Да.
– Теперь ты знаешь, каково было твоему отцу.
Таисса упёрлась подбородком в колени.