Дальнейшее было одинаково у всех - их работу хатагтай сначала осматривала с выражением брезгливости и пренебрежения, а затем дотошно выискивала погрешности и высмеивала. Под настроение она начинала охать и ахать о том, какие безрукие ничтожества ей достались, а туслахай почтительно утешали начальницу. Пленнице положено было стоять, опустив глаза в пол.
Потом хатагтай начинала спрашивать на авархском. Это было ещё одно мучение. Быстрое лопотание никак не давалось Элии, хотя та же Майра уже через три дня тарахтела, как местная, да и многие девушки прилично разговаривали. Иначе и не получалось - туслахай запрещали разговоры на полийском. За оговорки запросто могли стукнуть или уколоть толстой иглой, пришпиленной каждой степнячкой к поясу. Только ночами, когда надзирательницы убирались в юрту, пленницы могли пошептаться на родном языке.
Бесконечные придирки, запреты, уколы доводили Элию до тихого бешенства. Никто никогда не узнает, сколько язвительных прозвищ она придумала для своих мучительниц и как мечтала поскорее оказаться в том месте, где руководить будут мужчины, а не эти самоуверенные, злобные и тупые авархские бабы!
Элия
Перед прибытием в столицу Улаан-мака («Красной провинции») девушкам выдали традиционный авархский женский наряд. Он включал в себя тонкое платье светлого оттенка с длинным рукавом, расширяющимся от локтя, и многочисленными оборками до середины голени. Поверх платья надевался своеобразный халат - плотный, более тёмных тонов, с рукавом до локтя и доходящий до колен. Халаты украшались бисером и были расшиты растительным орнаментом. Всё это заматывалось в несколько оборотов поясом, в котором носили всякие мелочи. На голову полагалась шапочка из того же материала, что и халат, и с теми же вышитыми узорами, только в дополнение ещё и увешанная нитями бус.
Туслахай помогли девушкам одеться, собрав всех в одной кибитке. Надзирательницы сегодня чудно подобрели, смеялись вместе с подопечными. Видя замешательство полиек с одеждой, начали давать советы, объяснять, что их ждёт и почему этот день так важен.
- Вечером на вас будет смотреть сам хан. Может быть, вместе с сыновьями. Улаан-хан молод, ему тридцать восемь лет исполнилось, - рассказывала учительница авархского языка.
- Если это молодость, то сколько же его сыновьям? - полюбопытствовала Майра.
- Старшему уже двадцать три, - так гордо ответила туслахай, будто сама его родила, -младшему послезавтра два года исполнится.
Девушки примолкли, погрузившись в подсчёты.
- У него не одна жена, верно? - спросил несмелый голосок.