– А что, если люди сочтут, что какая-то группа этого не делает? – спросил в ответ Оливье. – Создает проблемы вместо того, что помогать обществу развиваться?
Анна склонила голову, признавая справедливость его замечания. – Да, такое возможно. Но это, по крайней мере, будет зависеть от нашего собственного поведения, а не от людей, живших сто лет тому назад. Я считаю, что мы унаследовали сильную склонность к утилитаризму; если бы нам пришлось выбирать между гражданской войной и попустительством кажущемуся нарушению правил, большинство из нас, как мне кажется, выбрали бы второе.
Лорен улыбнулся. – Но ведь у этого есть и оборотная сторона, не так ли? Если бы большинство вестианцев были настоящими утилитаристами, они бы «простили» наш «долг»…, а если бы мы сами были настоящими утилитаристами, то проглотили бы свою гордость и просто заплатили налог. В общем и целом превращение десятой части всех граждан в людей второго сорта с чуть меньшим доходом едва ли можно сравнить со страданиями, к которым приведет война.
Прежде, чем Анна успела сформулировать дипломатичный ответ, одна из наблюдателей, Селин, вмешалась в их разговор с пренебрежительной репликой: «Утилитаризм хорош для теоретиков, а не для живых людей».
– Серьезно? – Анна потеряла интерес к дипломатии и пошла на поводу у более воинственных черт характера. – И как же в таком случае живым людям следует выбирать, например… политику в области здравоохранения? Если минимизация вреда в масштабах целого сообщества так наивна и утопична, означает ли это, что вы бы остановились на варианте, который гарантирует наилучший исход для горстки людей, приближенных к принятию решений? Или предпочли бы результат, в которой могла бы вылиться возня за монополизацию ресурсов под лозунгом «бесплатно для всех»?
– Разумеется, все мы предпочитаем более равномерное распределение благ, – ответила Селин. – Но вовсе не потому, что, в первую очередь, обращаем внимание на метрики каких-то статистиков. Для большинства все сводится к грамотной, но эгоистичной заинтересованности в политике, которая не отдает предпочтений любимчикам.
Спорить с ее словами Анна не могла, но это замечание едва ли исчерпывало картину в целом. – И никто не испытывает эмпатии за пределами своего ближнего круга? Никто не думает о справедливости?