Но Петров день праздновался широко. И хотя имя первого апостола никем не поминалось, а если и поминалось, то единственно пьяными мужиками и в совершенно противоположном смысле и по непристойным поводам, но праздновали апостола Петра все. И конечно, Серега Зыренок, особо нечестиво отзывавшийся в похмелье о святых, ежели его разозлят или не вовремя заденут. Справлял Серега престольные праздники, был грех. Но, зная отношение Советской власти к религиозному опиуму и не желая конфликта с правящим классом на этой почве, Серега так же исправно и старательно готовился к праздникам Октябрьской революции, к Первому мая и к дням Советской Армии и Победы и обстоятельно отмечал их.
Серега был нрава крутого, силы необыкновенной. Все это ему незадорого досталось от родителя по прозвищу Зыря, о котором по сию пору в Медведкове говорили как о человеке богатырского сложения и мертвой хватки. Старики рассказывали много необычных историй, но чаще всех о том, как Зыря ездил по Сухоне в город со своим братаном Ванькой по делам. За день они набегались и устали, но все свои дела сделали и к вечеру начали подвигаться к пристани, приворачивая по пути к веселым голубым ларькам. Не для пьянства, конечно, а для утоления жажды. Накупили они до этого стекол и олифы, ледешков городских для ребятишек накупили и с полной поклажей наконец забрались на пароход, который уже третий гудок подавал. И тут Зыря вспомнил:
— Ванька, ведь мы табаку-то на дорогу забыли взять. Как поедем-то?
Но выход был найден скоро:
— Ты давай беги, а я, случай чего, придержу корабель-то. Только ты долго не бегай...
Они выпрыгнули на дебаркадер; Ванька помчался через дорогу в ларек, а Зыря остался, намотал на руку взятый с парохода конец каната и уперся в какую-то железную тумбу. По сравнению с большими двухколесниками этот пароходик был невелик, с одним задним колесом (над ним даже бабы посмеивались, что он-де и ездит-то «на заду»), но увезти он мог добрую деревню народу.
И вот пароходик плицами по воде хлоп-хлоп, а вперед не подается. Капитан чует, что дело неладно, выскочил на свой мостик, увидел, что это Зыря пароход за канат держит, закричал на него:
— Ты чего, такая мать, балуешь, судно в рейс не пускаешь?
А Зыря ему:
— Я, — говорит, — не балую. Это Ванька у меня за табаком убежал, так погодить надо.
Так и дождались Ваньку с табаком, и только потом поплыли.
Сереге Зыренку парохода уже не удержать, но, говорят, когда он отправлялся в армию, проходили они с призывниками через Селезенево. Почти всю деревню ладно с песнями да гармонью прошли. Но под окошком крайнего дома поперек тропки лежало недавно, видимо, привезенное из лесу для дела сырое шестиметровое бревно. Гармонист запнулся за него, и песня нарушилась.