— А где же все? — не мог сообразить Василий Иванович.
— Да как тебе сказать, — нехотя потянул Сыров, — пока меня судьба водила, жена вышла за другого. Ну, и ребятишки при ней остались. Давно уж и связи никакой.
— Дак и не помогаете? — не давал себе покоя Василий Иванович.
— А чем помогать-то? Сам вот из больницы в больницу. Да они и выросли уже.
— Там им-то хоть писали о своей болезни?
— А зачем тревожить? Все равно с передачей не прибегут с другого конца Союза, — Сыров опять глухо хохотнул. — Да и правду сказать, когда они росли, я ничем не мог им помочь, так что и мне надеяться нечего.
В последних словах Сырова вдруг независимо от него прорвалась настоящая человеческая боль и ясное понимание собственной неприкаянности, которую он явно скрывал от посторонних, а может, даже и стыдился или не хотел замечать как человек еще совсем не старый. Хотя голова его с жесткими и коротко стриженными уцелевшими волосами была вся пересыпана сединой, и, когда он улыбался, обнажая светлые казенные зубы, эта седина, словно перекликаясь с ними, тоже отдавала металлическим блеском и становилась еще заметнее.
— Долго тянул-то? — спросил Степа без обычной неприязни и ехидства. Было похоже, что последнее признание Сырова тронуло его и заставило даже пожалеть.
Но Сыров, видимо, опомнившись и почувствовав эту Степину перемену и не желая участия с его стороны, снопа влез в привычные одежки неунывающего ухаря и твердо ответил:
— Сколько оттянул — все мои.
— Да я ведь отбирать не собираюсь, — вернулся и Степа к прежнему тону.
Дальнейшему разговору помешала медсестра Женя, широко распахнувшая дверь в палату и сразу же сделавшая выговор Степе:
— Усиков, сколько раз тебе говорить, чтоб не валялся на кровати в одежде.
— Ну, реактивная, как ты войдешь, так сразу все испортишь, — обиделся Степа. — Такую содержательную беседу сбила.
— О чем уж вы таком беседовали, интересно?
— О прекрасном женском поле, — игриво сообщил Сыров, уже до конца преобразившись.
— В вашем возрасте пора переходить на более спокойные темы, — срезала Женя. Было видно, что девушка на язык бойка. И не глупа.
— Во, реактивная, молодец! — похвалил Степа.
— Ты давай мне, молодец, слезай с кровати, — не унималась Женя, — опять, наверно, свои таблетки скормил Коле.
— Ну, что ты, Женя, я и свои-то не знаю, кому сплавить, — запротестовал Коля с улыбкой. Он все это время сидел смирно в уголке, и его было не видно, не слышно.
— Знаем, знаем, — ответила Женя, — уж твои-то наклонности нам известны. Давай-ка лучше, дорогой, выкатывай коляску, сейчас повезем твоего соседа на операцию.