Манька знала, что сейчас самое время сбежать к Марфе Никандровне: та ей вчера вечером шепнула, что пироги назавтра затворила. Жалеют ее все в доме у Марфы Никандровны, и Манька тот дом любит. Особая дружба у них с Таиской. Уж она с Маней возится: по утрам-то и учесывает ее, и учесывает, в баню каждый раз с собой водит, на кровать к себе берет, а вечером и на скотный двор сманит, молоком там парным напоит. Манька в том дому и живет не меньше, чем в своем.
Хорошо жить на два-то дома, больше перепадет и лакомства и ласки...
Марфа Никандровна усадила Маню за стол, кусок ягодника подала, и та ела, не торопилась домой качать Васькину зыбку.
— Ешь, ешь, Манюшка, наедайся досыта, — приговаривала Марфа Никандровна, поглядывая на девочку.
— А где Таиска? — не прожевав пирог, спросила Маня.
— И она об Таиске заботится, об своей подружонке! А что Таиска? Ходит не бранёная, как Саврас без узды. Ешь, ешь, скоро придет она, на роботе она еще.
— А где роботает?
— А роботает кое-где, чего заставят.
За вкусными пирогами да за разговором самовар незаметно ополовинили. Он стоял посреди стола, поблескивая медными боками, и сидевший напротив него Игорь разглядывал свое отражение и украдкой от всех строил рожи. Самовар мурлыкал, как сытый кот, угревшийся на мягких коленях.
— Ну его, болтуна, прикрой крышкой, — сказала Марфа Никандровна Мише.
— Пусть попоет, Марфа Никандровна. Я так соскучился по таким песням. — Миша опустил глаза, видимо, что-то припоминая из своих далеких лет. Хозяйка весело и с любопытством посмотрела на него.
— А коли глянутся самоварные песни, так переезжай жить в деревню. Каждой день не по одному разу можно будет на этот концерт ходить.
— Да если в армию не заберут после института, то придется так или иначе. По распределению. Три года надо отработать в деревне. По закону.
— А ты возьми да и выпросись опять к нам.
— Посмотрим...
Когда братья поднимались из-за стола, дверь хлопнула и в избу вошла Таиска:
— Здорово ночевали!
Сильная и крепкая, она вошла шумно и широко. Темный толстый платок еще больше подчеркивал красноту ее лица, на котором живо бегали такие же, как и у Марфы Никандровны, по-детски крупные и беззащитные голубые глаза; но против сухонькой и низкорослой сестры Таиска казалась великаном. А может, это потому, что избенка была неширока да и потолки низковаты.
Таиска сбросила под полатями фуфайку и резиновые сапоги, вскочила на приступок, достала с печи теплые валенки, пробежала к рукомойнику сполоснуть руки, потом подскочила к зеркалу, висевшему на стене, мимоходом щипнула Маньку и как-то сразу заполнила собой все пространство. Ее широкий, такой же, как у сестры, черного атласа подол с красной лентой понизу шелестел и развевался по всей избе.