— Озябла, поди-ко? — спросила Марфа Никандровна у Таиски.
— Да не вспотела, — ответила сестра.
— Ветер-от с утра все каким-то рванком да рванком. И куфайку любую прошибет. Вы, робята, в школу тоже наряжайтесь потеплей. Я с утра хоть и печи там протопила, а не особо парко в ей. Углы давно сгнили, так тепло скоро выносит. А то, гляжу, вчера малой-то наш в одной курточке повихорил, и локоток просвечивает. Вечером давай закропаю.
— Ничего, сам зашьет, — ответил за него Миша. — Пошли, ученичок.
Они вышли на улицу. Их сразу обдало встречным ветром так, что Игорь захлебнулся. Проходя мимо дома Вани Храброго, Миша остановился. Ваня во дворе колол тупым топором плахи. Поздоровались.
— Баньку вот хочу потопить к воскресенью, грехи отмыть надо, — объяснил Ваня Храбрый.
— А что, в лесопункте-то они, видно, быстрей накапливаются, чем в деревне?
— Да если не сидеть смирно под иконами, так везде наподхватываешь, — ответил Ваня. — Если вы не святые да не побрезгуете, так приходите со мной мыться. У меня хор-р-роший пар.
— А что, не откажусь. Только тогда уж надо и друга моего позвать. Воды мы поможем натаскать.
— Да что об этом разговаривать. Приходите, венички будут готовы.
Поговорив с Ваней, братья двинулись дальше. Как всегда, они зашли за Колей Силкиным. Он жил на другом конце деревни, по пути к школе, у одинокой бабки Агриппины.
Коля стоял перед зеркалом уже побритый и приглаживал свои реденькие волосенки. А когда-то у него была густая и пышная шевелюра. При женщинах он всегда снимал головной убор, чтобы все видели, какие у него красивые волосы. Но после службы в Заполярье, под Североморском, его шевелюра заметно поредела. Теперь он предпочитал не снимать кепку даже в комнате, а если снимал, то стоял непременно лицом к собеседнику, стесняясь показывать просвечивающий затылок. Порой он шутил на этот счет: хлопал ладонью по голому лбу и говорил: «От дум», потом по светлому затылку и заключал: «От дам».
Шутки на эту тему получались невеселые, и Миша поначалу не поддерживал их. Но потом почувствовал, что безучастность его еще больше уязвляет и раздражает друга, и научился незло посмеиваться:
— Опять перед зеркалом вертишься? Все равно ведь ничего интересного не увидишь.
Бабка Агриппина давно заметила, что ее постоялец частенько перед зеркалом тормошит свою прическу: то так ее повернет, то эдак, а все прореха. Вот и сегодня молчаливо и долго наблюдала она за Колей. Когда пришел Миша и завел об этом разговор, сказала:
— А уж снова-то не отрастают, где вылезут?
Коля усмехнулся:
— Что, волосы-то сорняки, что ли, чтобы лезть снова там, где прополото. Хорошо вон Мишке: у него волосы, как гвозди, клещами не вытащишь. Да и борода вон прет. Но ничего. Неизвестно, куда служить попадет. Если на мое место, так и без клещей расчистит.