— Я понимаю, у вас тоже своп планы и программы... — Квасников немного помолчал. — Но если мы загубим лен, колхоз по уши завязнет в долгах; а он в них и так по колена... Я знаю, ребятишкам учиться надо, но мы ненадолго оторвем их от занятий. Только бы первостатейный спасти... Лен-то. Я в долгу не останусь...
Дело это было для Заполья обычное. Каждый год Квасников приходил к директору и просил помочь в уборке льна или картофеля и никогда не получал отказа. Квасников знал, что и на этот раз ему дадут ребятишек, и внутренне был готов к этому, но все-таки мучился, терялся среди стольких образованных людей. Время тянулось медленно, и сама собой куда-то исчезала уверенность. Он чувствовал, как ему не хватает слов, чтобы говорить с этим народом. Стыдился, что у него старые, стоптанные сапоги и дешевый пиджак с опустившимся правым плечом и что он опять забыл сегодня побриться.
«Зачем он собирает людей? — Квасников с огорчением смотрел на Клушина. Можно было все сделать проще... Неужели мы между собой не договорились бы! Что он меня всякий раз, как школьника, на педсовет таскает? Ведь совестно...»
Квасников снова сидел около стола и смотрел, как Николай Степанович разминает папиросу.
— Ну, так что... Дадим председателю рабочую силу? — с наигранной бодростью спросил директор.
— Вы хозяин, вам и решать, – сказал Анатолий Леонидович Липатов.
— Значит, дадим...
Стали выяснять, какие классы освободить от расписания. Кто-то из женщин пожалел, что ребятам опять придется мокнуть под дождем, что не у всех с собой рабочая одежда и подходящая обувь и что снова начнутся болезни, и надо заранее предупредить Настю, чтобы припасла побольше порошков от простуды и сама была поблизости.
Миша Колябин, услышав это имя, вдруг напрягся и на какое-то время точно оглох. Его мысли сразу изменили направление. Он увидел, как девушки идут через поле и о чем-то весело болтают. Поблескивают резиновые сапожки, раскачиваются маленькие чемоданчики. Он бежит за ними, почти нагоняет. Вдруг подруги резко останавливаются и оборачиваются, как по команде, и первое, что он видит, — это строгое Настино лицо.
Голос Коли Силкина вернул его к действительности.
— Меня, Николай Степанович, поражает та легкость и спокойствие, с какой вы говорите о будущих болезнях ваших учеников.
— А что бы вы мне посоветовали?
— Побольше беспокоиться о них.
В учительской стало необычно тихо. Директор растерялся, но ненадолго.
— И каким же образом, по-вашему, нужно беспокоиться?
— Самым обыкновенным. Начать это хотя бы с такого пустяка, как приведение в божеский вид интерната, если эту халупу так можно назвать. Нужно организовать для детей горячие обеды, а не угощать их кипятком. И уж если вы решили послать учащихся на работу, надо добыть для них спецодежду. Если у вас нет — требуйте ее у председателя. Если и там нет, то отправьте ребятишек на пару дней по домам, чтобы они могли переодеться и запастись едой. А то ведь придется не ученической ручкой орудовать, а со льном возиться.