— Под самым носом жаркое летает, — вздохнул Коля Силкин.
— Надо будет на охоту выбраться.
— Нам бы еще кое-куда не мешало выбраться, — подмигнул Силкин.
— Тоже верно, — согласился Миша и впервые за это тяжелое утро подумал о Насте.
И странно: стоило ему о ней вспомнить, как в памяти неожиданно всплыло и лицо матери. Сопоставив эти два лица, он поразился их сходству. Только в материнском больше было печали и укоризны.
Наконец они поднялись на гору, перевели дух и огляделись. Широко во все стороны раскинулись густые леса. Места здесь были глухие, болотистые, дороги разбитые. Может, это и помогло лесу выжить, а рекам не отравиться. Миша посмотрел в сторону неторопливой речки Кемы, делающей около деревни ленивый поворот, и тронул Колю Силкина за рукав:
— Посмотри...
Над рекой висел слоистый синеватый дым от печных Запольских труб. Он, видимо, скапливался тут с самого раннего утра. Нижние его слои сделались довольно плотными и особенно угарно синели. И те, остатние слабые дымки, что еще струились из поздних дотапливающихся печей, тоже сносило в приречную низину. Этот легкий, почти бесцветный дымок располагался на верхнем этаже и больше всех колыхался и шевелился. Сначала Мише показалось, что нижние слон уже замерли и остыли, но, приглядевшись, он увидел, как они едва заметно колебались, то чуть приподнимались, то медленно оседали; и казалось — это река, отходя к длительному северному сну, тихо н умиротворенно дышала; поэтому дым не припадал низко к воде, старался держаться повыше, чтобы не давить реке на грудь.
Деревня, связанная с речкой Кемой несколькими тропинками, расположилась на дне котлована и была так близко, что, казалось, стоит протянуть руку, и можно ладонью прикрыть любую дымящую трубу. Они сравнивали, как деревня выглядела тогда, поздно вечером, когда они впервые приближались к ее огням, и теперь, под утренней осенней позолотой. Дома были все с длинными задами, и выходило, что две трети постройки люди отдавали скотине, и только оставшуюся треть отводили себе.
— И причем тут Золотое донышко, — недоумевал Коля Силкин. — Не за вечерние же огни она так названа...
Когда они вернулись домой, на столе уже стояли чугун с супом, эмалированные блюда с картошкой и грибами, прикрытые полотенцем. На краю стола лежал недоеденный кусок хлеба с маслом. Это уже работа Игоря. Его дома не было — воспользовался моментом и с утра удрал гулять.
Дом снова светился той основательной крестьянской чистотой, в которой хорошо и свободно дышится.
Марфа Никандровна еще крутилась возле печи и заметала шесток крылом тетерева.