Силкина замучили — без передыху заставляли играть на баяне. Только он решит передохнуть, а ему снова ставят на колени «анструмент» и требуют музыки.
Уже были произнесены все приличествующие моменту тосты: и за именинника, и за его родителей, и за жену, и за семью, и за успехи в работе, а вина все оставалось много, поэтому пить стали просто так.
Второй раз в жизни Мише пришлось пить спирт. Голова кружилась, земля уходила из-под ног, а ему все наливали, что-то шептали то на одно, то на другое ухо, обнимали, чего-то доказывали и требовали выпить. Он сопротивлялся, но, видимо, слабо, а требующие бывают всегда сильнее, и он сдавался, заодно запивал и свое горе — неудачное свидание с Настей.
Митя сидел напротив, рядом с Николаем Степановичем. Он был серьезен, хотя директор и позволил ему сегодня выпить. Все смеялись, что-то рассказывали и приставали к Мите:
— Митя, а ты чего молчишь?
— А я юмору не знаю, — отвечал он и снова сидел как монумент.
Миша не понял, из-за чего вдруг возник шум, он только слышал недовольный простуженный голос Николая Степановича — директор разносил кого-то. Потом вдруг все притихли и молча стали собираться домой. Мужчины на ходу, не чокаясь, допивали стопки и уходили.
Наконец Миша понял, что сидят они с Силкиным одни за столом и Коля внушает ему, что надо собрать все силы и дотянуть до дому. Потом снова послышался простуженный директорский голос — недобрый, громкий и требовательный:
— Вы мне мешаете закрыть школу!
«Почему это я раньше не замечал, что у него такой дребезжащий голос?» — подумал Миша.
Потом выяснилось, что директор приревновал Силкина к Галине Ивановне, хотя повод был самый незначительный: Силкин вышел вслед за ней в темный коридор прохладиться, и они пробыли наедине минут пять.
Домой практиканты шли с трудом, ноги не слушались их. Они хотели сократить путь и пройти через лог, но, подойдя к нему и глянув в его непроглядное глухое чрево, поняли, что такого пространства им не одолеть. Слишком круты берега и глубока впадина: и трезвый-то с трудом оттуда выбирается. А тут еще мороз грянул. Миша совсем ослабел, и Коля решил, что лучше не испытывать судьбу, и потащил друга обратно к директорскому дому.
Они долго стучались, но им не открывали. Наконец вышел Митя и, ни слова не говоря, дал им по затрещине — практикантов как ветром сдуло с высокого крылечка. Но Коля и после этого не унимался.
— Или увозите на лошади, или пускайте ночевать, — требовал он. — Молчите? Но помните, если мы замерзнем, вам же хуже будет. Подумайте о своем будущем, оно в ваших руках... — Он еще пытался шутить.