Дорога была глинистой и колеистой, минут через двадцать лошадь встала.
— Чего это она? — недоуменно спросил Игорь.
— Ей тяжело, всех не увезти. Она старая, — опять смущенно сказал возница и добавил: — Я бы слез, да у меня кожаников нету.
Учителя неохотно спрыгнули с телеги. Коля, недовольный, пробурчал:
— Чего уж, посильней-то не могли послать коня.
— А у нас в школе одна эта кобыла и есть, — отозвался парнишка.
Почти всю дорогу до деревни шли молча, высматривая место посуше и половчее для ходу. Однако перемазались изрядно. На душе повеселело лишь тогда, когда вдалеке сквозь фиолетово-черный сумрак проступили слабые дрожливые огоньки.
И только тут ребята осмотрелись и перестали склонять головы и до ломоты в косицах вглядываться в развороченную колесами и гусеницами землю. Они замедлили шаг, а потом и совсем остановились. Вздыхая и покрякивая, разогнули уставшие от долгого напряжения спины.
Далеко впереди дотлевала неширокая полоска обессилевшей зари, и ее света едва хватало, чтобы выделить в темноте лица ребят; по горизонт, подсвеченный сверху, оставался пока четко различимым, и еловые верхушки впечатывались в него строгой чернью.
Звезды были закрыты, и, хотя самих туч видно не было, по тяжелому и тревожному движению над головой и редким и слабым проблескам чувствовалось, что они плотны и громоздки. Шли они навстречу ребятам со стороны бледного горизонта, и, может, потому, что путники выбрались на самый гребень перевала, невозможно было не ощутить ширь и высоту вечернего простора. И единственно близкими и понятными в этом молчаливом, угрюмом безлюдье были жилые огоньки, светившие впереди как бы со дна огромного котлована, опоясанного со всех сторон темными далекими лесами. Казалось, этот растрепанный проселок был единственным путем туда и обратно.
— Действительно, Золотое донышко, — сказал вполголоса Коля.
— Как хорошо! — отозвался Миша. — Правда...
— И все-таки подождем выносить окончательное решение, — закончил Силкин.
...Проснулись они рано, в доме директора Николая Степановича Клушина. На столе сопел самовар, около него стояли две тарелки, одна — с яйцами, другая — с пирогами. Жена директора, Галина Ивановна, осторожно ходила по кухне в старых подшитых валенках с кожаными союзками и передвигала ухватами чугуны на шестке.
— Проснулись? — сказала она радостно, заметив, что Коля смотрит на нее с постели. — А то спали бы еще.
— Мы боимся, как бы самовар не остыл.
— Подгорячили бы для таких гостей.
— Да гостями-то себя чувствовать долго, наверно, не придется. Когда на работу?