— Вань, ты бы меня завтра на Борок увез. Не хочется мне учеников просить... Чего я им скажу?..
Вайя лежал на остывшей печи, согнувшись так, что были видны его розовые, как у ребенка, пятки.
— Увезу, не беспокойся. Глони-ко лучше пива на дорожку, осталось тут... — Он слез с печи и, шаркая босыми ногами, направился в угол, где стояла большая бутыль.
— Да не хочу я...
— Ничего, ничего, легче будет. Да... А обидно тебе, поди-ко... Обидно. Я всего три дня без побегу в школу проходил, а и то скажу, что дурак ваш директор, хоть и ученой. Сколько годов живет тута, а так ни одного человека другом и не заимел. Все жмется, жмется... Вот бабы наши — Таиска и Марфа Никандровна — каждую зиму по снегу-то и прут ему дрова из лесу, вытягиваются до ломоты — хоть бы спасибо путем сказал. Где там! Правильно, что не стал ты перед ним тянуться, перед крокодилом. Не зря его так прозвали!
Миша с жалостью вспомнил, как Таиска собиралась в лес. Она поднималась очень рано и в одной рубахе шла к рукомойнику. Мужская мускулистость рук ее и широкие плечи поражали его. Ни разу не рожавшая, так и заглохшая в девках, она с горечью думала об ушедшей молодости и только во хмелю срывалась порою, но тут же спохватывалась и выходила на мост, чтобы никто не видел ее слез.
Миша давно заметил ее голодную и несдержанную любовь к Мане. Таиска без конца тискала девчонку, целовала, намывала в бане, а потом причесывала перед зеркалом и, уложив с собой спать, прижимала к груди и все чего-то шептала.
Трудно было понять Мише горе несостоявшегося материнства. И, вспоминая Таискину массивную фигуру, ее жесткие узловатые пальцы и крепкие ноги, которые она по-мужски широко расставляла, проезжая перед окнами на телеге, Миша не раз думал: «Вот нарядить бы ее в бальное платье, обуть в модельные туфли и вывести бы на блестящий паркет». Но он тут же пугался собственной мысли и стыдливо морщился в темноте, а потом почему- то долго не мог смотреть Таиске в глаза...
Прощаясь, он горячо пожимал ее костистую руку и говорил все еще стыдливо и горько:
— Прости за все, Тася, и не суди нас строго...
— Ну вздумал! Какой я вам судья? Приезжай лучше скорее, да и брата привози. А то наши девчонки без него скучать будут, — и засмеялась.
— Смотри не забывай нас, — обняла его Марфа Никандровна. — Не гляди на директора-то. Приезжай!
Миша разволновался так, что не мог ничего сказать, только обнял и поцеловал старушку. «Хоть бы пожила подольше. Что-то совсем исхудала за зиму», — с тревогой подумал он, сел в сани, помахал на прощание рукавичкой и печально улыбнулся.