— Я уже решил все, что надо было, пока ты не отвечал. К следователю когда?
— Завтра вечером. Тебя тоже девка молодая вызывала?
— Да, забыл только, как ее зовут.
— Москвина, — вспоминаю фамилию следачки. — Так что там с билетами?
Мы договариваемся встретиться в шесть возле дворца спорта, и я думаю, куда бы рвануть на ужин. Впереди еще сорок минут, а я сегодня только кофе пил с утра, который терпеть не могу.
Иду пешком, вспоминая, что где-то здесь спрятан во внутреннем дворике узбекское кафе, с фонтанами и национальной кухней.
— Добро пожаловать, — официантка проводит меня вглубь, указывая на свободное место. Пока я листаю меню, выбирая по ярким снимкам, что приготовится быстрее, слышу как мимо, болтая, проходят две женщины. Голос одной из них, слишком хорошо знакомый, заставляет оторваться от меню.
Моя мама за руку с подругой занимают место недалеко от меня, и я исподлобья разглядываю свою родительницу. Сейчас нас разделяет перегородка с живым вьюном, сверху которой сидят голодные воробьи.
Если не знать, что у нее взрослый сын, можно решить, что ей лет тридцать пять, не больше. Чудеса косметологии, хорошие гены и, похоже, немного колдовства.
Темные волосы пострижены коротко — раньше мама предпочитала длинные, уложенные прядями прически. Карие глаза, пухлые губы, длинная шея, изящные плечи — я не могу не отметить ее красоту, и то, как по-доброму она общается с подругой, накрывая ее руку своей ладонью, когда та делится чем-то интимным. Не слышу слов, но понять не сложно, слишком хорошо я знаю эту женщину.
За белую кожу, не склонную к загару, папа называл ее Снежной Королевой — за это и за то, что она очень сдержанна на эмоции. В детстве мамины объятия и поцелуи приходилось заслуживать, а сейчас ей и вовсе неплохо живется без сына.
Интересно, появился ли у нее кто-то на замену отца за это время?
От одной только мысли об этом руки непроизвольно сжимаются в кулаки, и злость клокочет в ушах в такт движению крови.
Наконец, мама замечает меня. Замирает, глаза на мгновение становятся больше, а потом сужаются. Киваю коротко, словно с чужим человеком здороваюсь, — ну здравствуй, мамочка. Она отвечает тем же, поджимая губы, накрашенные кирпичной помадой.
Мы словно неродные, даже больше: после смерти отца я вдруг стал для нее врагом. Эта женщина в дорогом сарафане даже слышать не хочет, что я невиновен — для нее важно собственное мнение. И это, блядь, бесит.
Только, мама, я уже не мальчик, а ты научила меня, что жить можно, даже если я тебе не больно-то и нужен. Достаточно раз в месяц переводить на карточку сумму на содержание, как-никак отцовский бизнес перешел ко мне со всеми вытекающими затратами, в том числе и ее содержанием.