Ясно видела я, как остро вспыхивают при луне кончики копий, первыми показавшиеся из земли, — точь-в-точь проклюнувшиеся стрелки озими, побеленные лунным светом. Рассказывал мне папа и о Медузе-Горгоне со змеями вместо волос, и о Персее, обманувшем ее. Втайне я жалела гордую Горгону, хоть она и была злая. Но все же Персей ее перехитрил как-то не очень честно, хоть, конечно, и ловко: смотрел на отражение Медузы в своем щите, а не прямо ей в глаза. Ясное дело, кому охота превращаться в камень под Медузиным взглядом!
Но все-таки, все-таки и Медузу жалко. А может, она и не виновата была, что у нее такие глаза оказались… И теперь эта книга про всех про них была передо мной! Будто все, что я знала как сказку, как легенду, есть на самом деле и вот сейчас сбудется.
Стоит только открыть обложку… Вся книга была прекрасной: каждый лист гладкий, атласный, а буквы стоят так чисто, таким четким строем, и картинки коричневые, а не черные. Непростые картинки здесь были — фотографии древнегреческих скульптур.
Вот Артемида, охотница в короткой юбочке, а ноги длинные и крепкие и вообще фигурой походит на старшую дочку тетки Анны. Только голова не похожа да колчан за плечами. Афина же лицом похожа на Шуркину маму, когда она косы положит венком. И высокая такая же.
Если бы еще на Шуркину маму надеть такой же шлем. И она бы взяла копье вот так — рука у нее не тоньше Афининой, сильная.
Я видела, когда она помогала нашим сено сметывать на крышу сарая и подавала папе на вилах целую копну — как раз такие были руки, «мощные», как говорит моя бабушка.
Еще картинка — толстый младенец в колыбели (ни дать ни взять наш То лик, когда он еще не ходил) в каждой ручонке сжимает по змеище, да такой огромной! Это кто же?
Ага, Геракл убивает змея… Ничего себе… А вот опять змеи. Запутали двух мальчиков и старика. У них такие лица: видать, им больно, змеи их одолевают, а смотреть почему-то не страшно.
Видать, в Древней Греции было много змей. У нас их нет.
Я листала страницу за страницей — книга не кончалась, и не кончался в моих ушах напев ее удивительного названия: «Что рассказывали древние греки о своих богах и героях». Была в нем тайна… Не в самих словах, они-то были простые и ясные, а в том, как они складывались и звучали все вместе: будто стихи, а не стихи ведь! И будто музыка, но не музыка же! Это походило на ропот листьев вслед пробежавшему ветерку.
Они оставляли тишину за собой, чтобы в этой тишине слушать и слушать: о чем там они рассказывают?
Я не заболела, но в школу в этот день меня все же не пустили и велели лежать. А я рада была: у меня ведь книга! Ах, эта книга! У меня стала еще одна тайна. Древние греки сделались моими союзниками. Они знали то, чего не знали взрослые люди и о чем немножко догадывалась я. Все, про что люди думают, будто оно неживое: деревья, трава, облака, вода, овраги, цветы, старые пни, камни, дороги, песок, — все это могло и чувствовать, и знать, и видеть, и помнить, и испытывать боль, горе или радость. Древние греки прекрасно это знали и называли это нимфами. У каждого ручья была своя нимфа. У деревьев — нимфы-дриады. У цветов — тоже свои.