* * *
Работа Бу с сестрами во время каждого визита дарила нам маленькие чудеса. Но самое большое чудо происходило у меня дома. Когда мы только поженились, Лоренс ясно дал мне понять, что тема детей закрыта раз и навсегда. За все одиннадцать лет совместной жизни я только раз или два осмелилась ее затронуть. Моя боязнь просить о том, чего мне хочется, по-прежнему была со мной, напоминая ржавое пятно, которое невозможно ни отмыть, ни отчистить. Я сама себе напоминала сестру Дороти с ее лакомствами для Бу: стоило мне вплотную приблизиться к желаемому, как я в страхе отшатывалась.
Но настал день, когда Лоренс ни с того ни с сего принялся рассказывать о детях своего школьного друга, заставив меня разрыдаться. Я поняла, что все это время надеялась на то, что когда-нибудь у нас будет ребенок, хотя и скрывала это желание даже от себя самой. А теперь мне приходилось признать, что это совершенно невозможно. Но вдруг сквозь поток моих слез до меня донеслись слова Лоренса. Он произнес нечто, во что я никак не могла поверить:
— Нам надо родить ребенка.
Я была шокирована.
— Что стало с твоим страхом отцовства? — поинтересовалась я. — С теми проблемами, которые тебя так сильно беспокоили?
— Я знаю, что я и мой биологический отец — это два разных человека, — ответил он.
За одиннадцать лет нашего брака он ни разу не ударил ни меня, ни кого-либо из собак. Он не был наделен взрывным темпераментом своего биологического отца и не был склонен к насилию или агрессии.
— Я не стану таким, как он, — продолжал Лоренс, — а из тебя выйдет прекрасная мать.
Хотя этот переворот в убеждениях Лоренса застал меня врасплох, я знала его достаточно хорошо, чтобы понимать — когда дело доходит до принятия решений, он напоминает литосферную плиту, которая сдвигается неожиданно, несмотря на то что подготовка к этому сдвигу происходит много лет. Он тихо обдумывает проблему наедине с собой, поворачивая ее то так, то этак, пока не приходит к определенному выводу. Только после этого он делится результатом своих размышлений с окружающими. Хотя мне по-прежнему было трудно поверить в то, что я способна хоть на что-то (не считая обучения собак), я понимала, что мое исцеление и примирение с отцом способны сделать из меня очень хорошую мать.
Когда я думала о семье, которую мы создали и о которой столько лет заботились, — наши Аттикус, Данте, Бу, Портос, Тара и Мерлин, — меня охватывала убежденность в том, что нам с Лоренсом это по плечу. Мы ведь уже доказали свою способность стать чудесными родителями нашим собачьим и кошачьим «детям». Наконец настало время родить и собственного ребенка. Мы сошлись на том, что сделаем для этого все, что будет в наших силах.