Кажется, впервые Чайковский ассоциирует себя с мужским персонажем. И делает все, чтобы в финале мы убивались по его загубленной жизни. Он писал: «Боже, я вчера плакал, когда отпевали моего любимого Германа». И ведь трудно не заплакать в этот момент, когда хор заводит отпевание. Но, скажем, даже сцена Графини – это переработанная ария из оперы «Ричард Львиное Сердце» Гретри, в которой Чайковский выбрал тему именно трепетного ожидания любовного свидания. И сам композитор написал текст для арии Елецкого, еще одного важного любовного изъявления.
Чайковский заставляет своего героя метаться между любовью к идеальной, почти божественной Лизе и страстью к дьяволице-старухе. Между картами гадальными, программирующими жизнь, и картами игральными (с игрой неприличной, осуждаемой обществом). Между пушкинским офицером, который вел скромный образ жизни, и возможным женихом Лизы, богатой внучки. Хорошо, что композитор утопил свою героиню, представьте на минуту, что она бы вышла замуж за Елецкого! В спектакле Ханса Нойенфельза в Зальцбурге это было обыграно, и Лиза не могла скрыть своего отвращения к этому своему будущему а-ля Наташа Ростова. В общем, хочется ответить на письмо Чайковского великому князю Константину Констаниновичу: «Или я ошибаюсь, или „Пиковая дама“ в самом деле шедевр». Петр Ильич, вы правы как никогда! Это шедевр.
Уникальность этой оперы подтверждена и уникальностью музыкального материала, редко кому удается собрать на одной сцене ровный по всем параметрам состав. Даже в знаменитом спектакле Большого театра – Владимир Атлантов, Тамара Милашкина, Елена Образцова, Юрий Мазурок, Юрий Григорьев – не выходит квинтет «Мне страшно!» С мировой премьеры в Мариинском театре 19 декабря 1880 года стало понятно, что опера эта требует неординарных голосов. И даже тогда было очевидно, что с исполнением будут проблемы. Николай Фигнер, первый Герман, просил переделать последнее ариозо. Современники поругивали, кстати, Чайковского за то, что он музыкальную гармонию приносит в жертву идеям.
С тех пор можно редко услышать идеальный спектакль. Если вывести за скобки выдающегося Германа Владимира Атлантова, то можно еще вспомнить, например, Владимира Галузина в спектакле Мариинского театра. Но не постановку Темирканова, которая не дотянула до его же «Евгения Онегина», а спектакль Александра Голибина с Галиной Горчаковой в партии Лизы. Жалко, но этот спектакль недолго прожил в театре. Наверное, идеальное музыкальное воплощение для меня было, когда Марис Янсонс дирижировал в Зальцбурге. Кстати, самые положительные впечатления у меня остались от «Пиковой дамы» в Большом театре, которой дирижировал Михаил Плетнев. Не очень люблю его интерпретации музыки Чайковского, а вот в «Пиковой даме» все сошлось. И, конечно, навечно в моей памяти Образцова-Графиня в старом спектакле Большого театра. Не знаю даже, сколько раз я это видел, раз пятьдесят, наверное. И хотя уже потактово знал, где Образцова поднимет крючковатый нос, а где уронит палку, все равно каждый раз испытывал ощущение, как на премьере. Не всем, кто пел партию Лизы, она удавалась. Не принимал ни Милашкину, ни Миреллу Френи. А вот Нина Раутио тоже для меня осталась лучшей Лизой.