Краткий курс оперного безумия (Журавлев) - страница 49

БОЛЬШЕ НИКАКИХ САНТИМЕНТОВ


О французской опере мы последний раз говорили в связи с невероятным успехом жанра «большой оперы», который в начале романтической эпохи открывал новые, масштабные грани оперного театра, а уже через полвека стал обычным тормозом прогресса. Примерно этот процесс сегодня переживают заново многие национальные оперные центры. Публика считает, что именно здесь все должно быть традиционно, консервативно, шикарно и дорого. И если у руководства театров хватает смелости не обращать на это внимания, то театр не становится только лишь туристической достопримечательностью и местом, куда богатые люди могут явиться, не боясь оказаться, что называется, overdressed!

Но руководству Парижской оперы, выступавшей на сцене Опера Гарнье в конце XIX века, смелости явно не хватало. Иначе бы сегодня в ее списке мировых премьер значились многие популярные произведения.

Парижская опера отвергала французских же композиторов (да, теперь никаких пришлых немцев и итальянцев) по разным причинам. «Самсон и Далила» Камиля Сен-Санса (1835—1921) с Полиной Виардо, для которой все это было практически задумано, – из-за того, что нельзя было огорчать зрителей печальными библейскими историями. Посмертный шедевр Жака Оффенбаха (1819—1880) и самое серьезное его произведение – «Сказки Гофмана» – были не по статусу в Гарнье. «Иродиада» Жюля Массне (1842—1912) не понравилась директору театра Огюсту Вокарбайлю как недостаточно драматическая. И, скажем честно, после этого опрометчивого шага главный театр потерял последующие хиты Массне – «Манон» и «Вертера».

К началу XX века Парижская опера превратилась вообще в рутинное место, что помогло тому же Дягилеву стать великим реформатором театрального дела: на фоне умирающего болота «Русские сезоны» едва ли нельзя было сравнить с пришельцами из космоса.


Что произошло?


Все процессы оперных трансформаций с приближением к рубежу нового века только ускорялись. Появлялись новые музыкальные и театральные течения, которые взаимно обогащали друг друга, иногда против воли самих авторов. Уже нет ничего незыблемого ни в композиторской технике, ни в стилистике. Публика тоже предчувствует, что скоро на нее обрушится все, что до этого было скрыто на сцене. Вот зачем им видеть ослепленного Самсона в театре? Это же может испортить настроение и ухудшить пищеварение!

Натурализм захватывает французское искусство – от Дега и Ренуара до Золя и Мопассана. Но оперный театр еще немного стесняется и делает ставку на приукрашенную правду. Хотя чувственность уже прорывается сквозь уже не наглухо закрытые двери. Именно поэтому приобретает такую популярность Жюль Массне с его умением скрестить веризм и декадентство, тонкое изящество и телесное естество, почти вагнеровское увлечение духовыми и ударными с большим мелодическим разнообразием. У него больше тридцати опер, но в каждой малоизвестной найдется пара номеров, которые невозможно забыть. Вот уж точно, этот композитор всегда умел создавать то, что сегодня назвали бы песенными хитами: мелодии, которые легко запомнить и промычать.