Я жестом остановил его. Мы выпили еще по кружечке пива.
- Хороша Катька-то? - спросил он, помолчав.
- Я все боялся, что какой-нибудь князь Потемкин-Таврический завалится. Или граф Орлов...
- Ага. Я тоже вначале боялся...
Мы закурили. Матвей Иванович включил радио, передавали прогноз погоды на завтра. Матвей Иванович выключил радио.
- А... - начал я.
- Много! - ответил Матвей Иванович. - И в Африке был, в джунглях, и... - он опять махнул рукой. - Не считаю уже. К некоторым часто наведываюсь. Одна, представляешь... Впрочем, нехорошо об этом... Не хочу. Ничего?
- Ничего. Я так спросил.
Я вдруг сообразил!
- Послушай! Это же страшная штука! Это же... - Матвей Иванович улыбнулся. - Ты трехлетнего Гитлера придушить не пытался?
Матвей Иванович вздрогнул, посмотрел на меня, удивленно вскинул брови.
- Ванюша! - помолчав, сказал он. - Ванюша!.. - и склонил голову мне на плечо. - Я, все-таки, не зря тебя так люблю! Ты же... Я, не поверишь, вот именно об этом сразу и подумал, когда понял, что она работает. И именно, почему-то, про трехлетнего! Какие мы с тобой одинаковые... Давай за нас с тобой!
- Ну и? - выпив, напомнил я.
- Что? - удивился Матвей Иванович.
- Гитлер... - осторожно сказал я.
Матвей Иванович вдруг заплакал. Выпили мы немного. Всего по три бутылочки.
- Я боюсь, - выдавил он, наконец, и заплакал сильнее прежнего.
- Но ведь он же... Из-за него миллионы погибли! И Сталина! И Пол-Пота! И...
- Да я не о том! - закричал Матвей Иванович. - А вдруг они мои дедушки? Куда я вернусь, а?.. Я и так каждый раз, когда возвращаюсь, удивляюсь, что стены в комнате не другого цвета!..
- А все-таки - снова отправляешься?..
- Хочется, - помолчав, признался Матвей Иванович и совсем смутился.
- Слушай, - подумав, сказал я. - Ты мне своей фантастикой голову не морочь. Можно ведь сделать простой эксперимент - влияет то, что ты, отправившись в прошлое, сделаешь, на настоящее, или не влияет? Пошли!
Я уложил его на Машу В. и сказал: - Отправляешься куда-нибудь в недавно, в позавчера, скажем. И вот здесь, на стенке, ставишь крестик. И сразу обратно! Если останется, когда вернешься, значит...
Матвей Иванович пощелкал тумблерами, помутнел, встал с Маши. На стене появилось отчетливое слово ХУЙ.
- Ты что, совсем! - разозлился я. - Ты написал?
- Моя стена, что хочу, то и пишу! - он, сердитый, не выключив Машу, ушел на кухню. Я выдернул, на всякий случай, вилку из розетки и пошел за ним.
- То есть, как следует из того, что надпись осталась, - грустно сказал Матвей Иванович, - вполне можно стать собственным прадедушкой. И, может быть, я всегда был собственным правнуком, только раньше не знал...