— Сначала вы повели себя недостойно дворянина, отказавшись нам помочь. Потом начав распускать руки. Впрочем, теперь я знаю, что иначе вы попросту не умеете, — презрительно бросила она, явно намекая на происхождение.
Разговаривать тут бесполезно. И выдвигать какие-либо доводы тоже. Она попросту не готова к конструктивной беседе. Перед ней ведь быдло, которое по недоразумению вдруг обрело дворянство.
— Последний вопрос. Мистера Арцмана вы так же решили покарать?
— Он конечно такой же выскочка, как и вы. Однако к нему у меня нет претензий, потому как он вышел к барьеру. Просто моему брату не повезло. И потом, не он в ту ночь правил балом, а тот, кого он считал имеющим право принимать решения.
— А как вы смогли подстеречь меня именно в этом трактире?
— Всего лишь случайность, которой мы воспользовались, — откровенно ответила она.
— Я так понимаю, что завтра выбудете присутствовать на поединке, дабы лично лицезреть мою гибель.
— Всего лишь потерю одного из возрождений. Что бы вы там для себя не решили, я не убийца и не монстр.
— Ну-ну. В таком случае, до завтра.
Борис поднялся из-за стола, обозначил коротким кивком поклон и направился к Якову. Что-то у него не на шутку разыгрался аппетит. Он сейчас быка готов съесть.
По поводу предстоящей дуэли Борис не переживал, от слова совсем. Вернее, почти. Полторы секунды неуязвимости это слишком малый срок, чтобы активировать дар принудительно. Запоздает выстрел и можно будет неприятно удивиться. В пассивном же режиме он сработает только если будет непосредственная угроза жизни.
То есть, если пуля прилетит в плечо или ногу, то «Неуязвимость» не разрядится. Уж какие только варианты они не опробовали. А значит будет больно. Причем долго. Потому что лечиться можно только методами традиционной медицины. И никаких артефактов.
Жульничество? Есть такое дело. Но Измайлов не терзался угрызениями совести. С чего бы? И перед кем? По сути, его решили убить, завуалировав это под поединок. Тоже своего рода жульничество. Не добьется успеха один бретер, найдется другой. Явление достаточно распространенное. Дворянская честь! Три ха-ха! За ярким и красочным фасадом прячется такое вонючее дерьмо, что проблюется бомж в пятом поколении.
Кстати, о даре он поведал только самым близким. Проскурину, Рыченкову и Носову. Даже Григорий был в неведении. Дело не в том, что Борис не доверял ему. Просто, Травкин был убежденным социалистом. Мало ли, в какую сторону его еще качнет. А этим ребятам палец в рот не клади.
После обеда в трактире, они с Яковом направились в гостиницу. Елизавета Петровна уж пеняла Борису на то, что прибывая в город можно было бы останавливаться в ее особняке. Но он всякий раз отказывался. Хотя, как и требовали того приличия, оказываясь в Яковенском первым делом навещал матушку. Н-да. Ну вот так все выкрутилось.