Деб уговорить его не удалось, но сама она полна решимости.
— Шон… Ну когда я их еще увижу?
— Ладно, малыш… Только без мужиков, да?
— Шон, ну какие мужики в кафе-пекарне? Не смеши. Там даже танцев не бывает.
Деб чмокает его в губы, уворачивается от загребущей лапы, норовящей забраться под юбку и все же настоять на своем, и убегает.
А Шон остается один в огромном доме. Смотрит телек, ест чипсы, пьет пиво. И готовит себя мысленно к встрече с шерифом.
И понимает, что нихера не готов.
Потому что к такому, бл*, не подготовишься, ну вот никак не подготовишься!
Главное, первую встречу пережить. Без лишних дырок в шкуре. Судя по ласке старой Барб, в семье особо не разговаривают.
И, если сразу не пристрелят, то велик шанс добрать свое потом.
Когда руки Деб будет у ее папаши просить.
Черт, чего ж так все сложно-то?
И это еще свадьба впереди!
Не, братухе в этом плане сказочно повезло.
Его Керри, мало того, что золото, так еще и сирота! Это ж пи**ц везение!!!
Шон достает еще бутылку пива, доканчивает чипсы. И обнаруживает, что пачка сигарет последняя.
А это уже херово. Потому что завтра приедет папаша-шериф, и надо будет как-то себя успокоить перед серьезным разговором с будущим родственником.
Шон обдумывает ситуацию и затем решительно идет к выходу.
Хрен с ним, купит сигарет, а заодно и Деб заберет из кафе. Пора ей уже. А то ночь скоро, темно там, страшно.
Маньяки всякие.
Дома, в кроватке девичьей, ждут не дождутся…
Шон покупает сигареты.
Едет по прямой наводке навигатора к месту встречи его малышки с подружками.
И с расстояния нескольких метров видит в панорамное стекло витрины, как Деб обнимается и целуется с мужиком.
Шон закрывает глаза, считает до пяти. Открывает.
Ситуация не меняется.
Деб сидит, рука какого-то утырка на ее хрупком плече.
На лице утырка веселье.
Пока что.
Шон усмехается. Убирает от греха подальше ключи. Снимает куртку.
И идет в кафешку.
Сегодня тут будут танцы.
— Этот?
Голос мужской. С начальственными нотками, грубый.
Шон открывает один глаз, но с лавки не поднимается. Много чести.
— Да, он самый.
Рядом на соседней лавке кряхтит Мартин. Шон косится на него, усмехается, морщась от боли в разбитых губах. Правильно, кряхти, придурок. Так тебе и надо, скоту.
Мартин садится на лавке, смотрит на подошедшего к клетке мужчину.
Ну, как смотрит… Не особо смотрит, конечно. Потому что, в отличие от Шона, у него подбиты оба глаза, и глядеть больновато. Но сам виноват, нехер подставляться.
— Уокер, значит…
Точно, по его душу…
А чего же не за Мартином, а?
Но, в принципе, правильно, Шон-то пришлый.
Непонятно, почему его противника вообще посадили.