— Та самая самка, которую ты хочешь, приглашает тебя к себе в шкуры, а ты тратишь день на меня, да еще и поскуливаешь?
Он не понимает, из-за чего я так переживаю.
— Я хранил себя до резонанса. Я хотел, чтобы она понимала, что она станет моей навсегда, когда прикоснусь к ней. Но теперь меня беспокоит, что если я прикоснусь к ней, а она это плохо воспримет, добром это не закончится. Меня беспокоит, что резонанс может одолеть меня, и я причиню ей вред.
Хэйден лишь качает головой.
— Так возьми ее и заставь ее кричать. Лижи ее долго и усердно, и обо всем остальном она просто забудет.
— Но… ведь нет резонанса. Еще нет. — Я потираю грудь, вдохновляя свой кхай. Я твердо убежден, что буду резонировать одной лишь Ти-фа-ни, но где-то в глубине души я все же полон сомнений. — А что, если я доставлю ей удовольствие, а потом она начнет резонировать другому?
— Тогда она будет резонировать другому, — заявляет он безапелляционно. — Скажи, мне показалось, будто ты уверен, что ей суждено стать твоей парой?
— Я и правда уверен. Вот только я не уверен, послушается ли мой кхай. Я… не хочу заполучить ее только для того, чтобы тут же потерять. — Мне плохо от одной мысли об этом. Если бы она начала резонировать другому, я пожелал бы ей счастья, но, что до меня самого, то это было бы непрекращающимся страданием. — По-твоему, как мне поступить?
— Как по мне, то тебе следует перестать скулить и начать действовать. — Встав на ноги, он очищает руки. — Скажи, ты хочешь прикоснуться к ней?
— Больше всего на свете.
Он смотрит на меня напряженным взглядом.
— И она предлагает тебе себя? Вопреки своему страху?
Я киваю головой.
Выражение лица Хэйдена суровое, непреклонное. Его челюсти сжимаются, и он окидывает своим взглядом окрестности, прежде чем, наконец-то, останавливается на мне, глядя на меня жесткими, горящими глазами.
— Так чего ж ты медлишь, Салух? Прими желаемое и не сомневайся. Наслаждайся каждым мгновением, когда к ней прикасаешься. Воспринимай это как подарок. Если не примешь этого и потеряешь ее, будешь сожалеть об этом каждую понапрасну растраченную минуту до конца своей пустой жизни. — Его голос обрывается на последнем слове, тогда он отворачивается, снова становясь на колени рядом со своей дичью. Его руки двигаются торопливо, словно он внезапно преисполнен решимости сбежать от своих собственных мыслей. — Ни в коем случае не оставляй себя ни с чем.
Он сильно страдает. Я чувствую это по его позе, по жесткости его движений. Совершенно очевидно, что мыслями он вернулся в прошлое, когда он резонировал и потерял свою пару прежде, чем успел к ней прикоснуться. Неужели каждый свой прожитый день он сожалеет об этом? Неужели он настолько одинок? Он мой друг, и мне нестерпимо, что он настолько несчастен. Я протягиваю руку и касаюсь его плеча.