- Ух ты врун! - возмутился я. - Ты первый побежал!
- Не-е, ты!
Вот всегда Федька такой, всегда на других сваливает.
- Стойте, но егозите! - перебил Степка. - Тут все обмозговать надо. Это дело не шутейное.
И замолчал, нахмурив белые брови.
Обмозговывал он долго, а мы пропалывали за него морковку.
- Чего ты делаешь, балда! - вдруг закричал Степка на Федьку. - Ты же как раз саму морковку выдергиваешь!
- Молчал, молчал и заорал, - сказал Федька недовольно. - Поли сам тогда.
Но мы все же пропололи грядку, и Степка высказал обмозгованное решение.
- Надо следить. По всем правилам. Как сыщики выслеживают. - Он прицелился на Федьку: - Сначала будешь следить ты.
- Не-е! - запротестовал Федька. - Лучше я потом.
- Как потом? Случ чего, ты его гипнозом, - поддержал я Степку.
- Гипноз, может, не действует. Я в темноте глядел в точку, а потом уснул. Может, я и не час глядел, - сознался Федька.
- У-у, вечно ты такой! - зашипел Степка.
Решено было, что сначала Степка, потом я, а потом Федька. Но когда мы снова пришли в сельпо, оно было закрыто. И в этот день так и не открылось.
* * *
В обед отец наелся пышек, что напекла Ликановна из муки, купленной мною, и, выйдя из-за стола, вдруг стал бледнеть. Потом упал и стал кататься по полу в жестоком приступе рвоты. Дед срывающимся голосом вызвал по телефону доктора.
Доктор, подвижный старичок с беленьким клинышком бородки, прибежал вскоре.
- Что он ел? - спросил доктор.
Дед показал на пышки и чай. Доктор повертел пышку в руках, понюхал.
- Больше никто не ел?
- Не успели, - ответил дед.
- Откуда мука?
- Из сельпа.
- Осталась?
- Есть еще...
В муке нашли мышьяк.
Продавец как в воду канул.
Глава десятая
Ключарка до половины - воробью по колено, но под правым берегом омут. Там - с ручками. Там мы и купаемся. А греться вылезаем на левый берег, на мелкий желтый песок, плотно прибитый нашими телами.
На самой мелкоте у берега хлюпает мелюзга. Какой-то карапуз лежит наполовину в воде, наполовину на берегу и восторженно кричит таким же шпингалетам, как и он сам: "Идите сюда! Здесь мелкая глубочина!"
Мы со Степкой накупались до синих губ и отогреваемся на горячем песке рядом с "мелкой глубочиной". А Федьки все не видно. Наконец он пришел. Скучный. Сел рядом. Сопит.
- Ты чего? - спрашивает Степка, вглядываясь в грязные потеки на Федькином лице.
- Тятька выпорол, - тяжело вздыхает Федька.
- За что?
- За мед.
И Федька поведал нам горестную историю.
Был у них лагушок меду, который Федькина мать берегла пуще глаза к празднику, гостям особо важным. Летом Федька никогда не ел вместе с семьей и потому не знал, что мед не трогают. Думал, все едят, и сам ел потихоньку. Ел, ел да и слопал весь.