Как это возможно? Как могло такое случиться со мной?! Я же никогда, никого, ни пальцем!
Я даже рыбу живую, которую купила однажды с машины, домой принесла, в глаза взглянула и... повезла в полиэтиленовом пакете с водой на набережную – в реку выпускать. Толстолобик сначала притворился мёртвым, но в воде перевернулся брюшком вниз, зыркнул на меня, как на сумасшедшую, и уплыл подальше, пока я не передумала.
Это у нас семейное. Папа, даром, что моряк и весьма бравый, пошёл однажды с друзьями на охоту. Через день приехал с неё бледный и заявил: «Ну всё, больше я туда ни ногой!» Его товарищи, дядя Слава и Антон потом смеялись и нам с мамой рассказывали: папа к костру принёс тушку зайца с завязанными носовым платком глазами. Все опешили: «Что ты делал с животиной?» А оказывается, папа зайца подстрелил, но не убил, а только ранил. И тот так пищал жалостливо и так смотрел, что и добить надо было, чтоб не мучился, но мочи не было. Вот папа и достал платочек, чтобы доделать своё чёрное дело. Но потом мне рассказывал с прискорбием: умирать буду, а не забуду, как тот заяц верещал!
На следующий день папа продал винтовку. А нашу охотничью спаниельку Лизочку папа на охоту и не брал. Жалко ему было собачку: запачкается, влезет куда-нибудь или зверь обидит. Так наша Лизочка и бегала по двору, собирая пузом все лужи, счастливая, с развевающимися в разные стороны ушами, прожила с нами долгую, хорошую собачью жизнь. С неё моя любовь к четвероногим и началась.
Я снова взглянула в сторону своей комнаты, в горлу подкатил ком. И я промчалась по дорожкам под деревьями курасу подальше в темноту, в парк, откуда доносился стрекот и звуки, издаваемые животными в разных зонах. От некоторых было не по себе, но я бежала, стремглав и рыдала.
Не могу я сейчас Кусю в глаза смотреть! И думать о предложенном тоже не могу! Но и оказаться игрушкой для жутких принцев – хуже судьбы не придумаешь!
Ну, скажите, скажите, люди, Боги, духи и все высшие силы: разве можно ставить перед человеком такие невыполнимые условия?! Я же с ума сойду! – плакала я, размазывая слёзы по щекам, в голос, пока не споткнулась перед кустами с розовым ореолом.
Ухватившись за ветку, я удержалась на ногах и взглянула вверх. Там творилось что-то невообразимое: нежно-розовые бабочки со светящимися крыльями кружились роем над одуряюще пахнущими ночными цветами. В воздухе стоял аромат ванили и липового мёда с нотками корицы. А бабочки перелетали с цветка на цветок, парили, рисовали в воздухе фигуры так красиво, что под движения розового света в синеве неба над цветущими ночными деревьями, от сверкающих, переливающихся, подобно живым драгоценностям, мотыльков в голове сама собой рождалась музыка. Звонкая, переливчатая, как звуки арфы.