Два или три часа проехали мы спокойно, но на какой-то станции, километрах в ста от Сталинграда, появился над эшелоном немецкий самолет. Я сказал генералу В. А. Пеньковскому:
— Вот узнал бы он, что штаб тут находится, дал бы нам жару!
Не успел я договорить, смотрю — полетели бомбы. Три головных вагона вмиг загорелись. А поскольку дело происходило на станции и рядом были вагоны со снарядами для «катюш», могло бы кончиться все плохо. Однако все быстро выскочили из вагонов и, взявшись по команде подполковника Пилипенко, коменданта штаба армии, — раз-два-три — взяли! — оттянули на руках остальные сорок или пятьдесят вагонов от горящих.
Если бы мне кто-нибудь это рассказал, я бы сам не очень-то поверил в такую историю, но, видимо, правду говорят, что при пожаре человек может поднять огромные тяжести.
Бедный Пилипенко после этого случая сорвал голос и надолго охрип. Пожар на головных вагонах мы ликвидировали быстро, но как ехать дальше? Паровоз поврежден. Надо было столкнуть его с рельсов. Привязали к паровозу канаты, взялись все вместе и столкнули. Через несколько часов железнодорожники отремонтировали дороги, подали новый паровоз и покатили мы к Орлу.
Остановились в районе станции Елец и начали разгружаться. Вьюга, мороз. Дороги засыпаны. Машин у нас мало, да и те не могут пройти — все занесло снегом. В основном приходилось пользоваться подводами. Расположились войска армии в районе Ельца и Понырей. Здесь получили мы от К. К. Рокоссовского предварительную задачу: наша армия должна готовиться к наступлению на Орел.
Штаб армии стал разрабатывать план операции, но 11 марта я получил по ВЧ от командующего фронтом распоряжение повернуть армию на Курск.
Я был в недоумении. Связался с Рокоссовским.
Спросил его:
— Какая же поставлена задача?
Константин Константинович ответил:
— Езжайте в Курск, там вас обо всем проинформирует генерал Антонов…
Как же не хотелось расставаться с К. К. Рокоссовским, и я ему об этом сказал:
— Товарищ генерал, не хочется мне уходить. Хотя я от вас два выговора и схватил, но так хорошо было с вами воевать.
К. К. Рокоссовский засмеялся:
— Езжайте, там в районе Харькова беспорядок.
Мне было известно, что 4 марта противник нанес мощный удар по войскам Воронежского фронта из района юго-западнее Харькова. Используя свое превосходство в живой силе и технике, гитлеровцы 7 марта вынудили соединения левого крыла фронта начать отход к Харькову. Действительно, уж не на помощь ли Воронежскому фронту нас направляют?
Мы стали спешно готовить войска к отправке, и тут снова в который раз я убедился, какой сильный штаб во главе с генералом Пеньковским был в 21-й армии. Буквально за четыре-пять часов был разработан план марша на Курск. В голове выступил передовой отряд — 158-й гвардейский полк полковника Г. Г. Пантюхова, за ним двинулись остальные. Армия шла пешком, причем только ночью, при полной светомаскировке. По обочинам ехали танки, тягачи, автомашины. Несмотря на то что было очень холодно, сыро, не разрешалось на привалах разводить костры и курить. Чуть светало — на дорогах становилось пустынно. Танки, орудия, люди скрывались по балкам, по лесам.