Утром 18 марта, когда армия находилась на марше южнее Обояни, стало известно, что противник захватил Белгород.
Прибыл я в Курск раньше войск. Разыскал генерала Антонова, доложил ему, что вся армия в пути, вот-вот будет в Курске, спросил его:
— Какова наша задача?
— Генерал Рокоссовский сказал, что я должен получить ее у вас.
Генерал Антонов удивился:
— Я не знаю, зачем вы сюда идете. У меня насчет вас никаких указаний нет.
Будто обухом по голове! Что делать? У меня никаких бумаг нет, только устное распоряжение по ВЧ. Вот это номер!
Генерал Антонов, видя мое смущение, сказал:
— Вечером в Обоянь приезжает представитель Ставки Верховного Главнокомандования маршал Александр Михайлович Василевский. Поедем с вами к нему.
Чуть стемнело, на газике вместе с генералом Антоновым покатили в Обоянь. В военкомате нам сказали, что Василевского еще нет. Как же я волновался в ожидании его! Приехал А. М. Василевский только ночью. Я тут же доложил ему о прибытии. Он обрадовался:
— Вот как хорошо, что ты с войсками успел прийти.
Ввел он меня в обстановку, а она была тяжелой. Противник после ожесточенных наступательных боев 16 марта вновь захватил Харьков и двинулся на Белгород, Обоянь и Курск. В результате этого удара в стык Воронежского и Юго-Западного фронтов образовалась брешь шириною в тридцать — тридцать пять километров. В нее устремились гитлеровские войска, намереваясь соединиться в Курске с орловской группировкой немецких войск, чтобы окружить наши войска на Курском выступе. В связи с создавшейся угрозой окружения Ставка Верховного Главнокомандования решила выдвинуть в район Белгорода 21-ю, 64-ю и 1-ю танковую армии.
А. М. Василевский поставил боевую задачу: закрыть брешь и не дать противнику прорваться к Курску.
В это время зазвонил телефон, Василевскому сообщили, что с ним будет говорить Сталин. После небольшого разговора Василевский сообщил Сталину, что я нахожусь у него, а армия — на марше по направлению к Курску. Сталин спросил у Василевского, нет ли смысла снять меня с армии оборонительной и поставить в наступающую. Василевский тут же задал этот вопрос мне. Я попросил, если можно, оставить меня в 21-й армии, с которой сроднился всей душой.
Василевский передал мою просьбу Сталину и от себя добавил:
— Думаю, товарищ Сталин, что нет смысла снимать его с двадцать первой армии. Он ее знает, и войска его знают, поскольку вместе воевали под Сталинградом.
Сталин согласился с ним и задал такой вопрос:
— Спросите Чистякова, удержит ли он противника?
Что я мог ответить?! Обстановку на этом участке фронта знал плохо, слышал только, что наши войска отступают. Однако на армию свою надеялся, полагал, что сил и средств у нас достаточно, поэтому сказал: