Рассвет. Когда тебя нет. Снова вместе.
Холодный вечерний воздух быстро остудил мою голову. Скорее, уже ночной: улицы опустели, машины заснули на стоянках, а добропорядочные граждане разбрелись по домам и зажгли в своих квартирах уютные огоньки. Было тихо, бурный дневной ливень давно закончился, оставив после себя легкую туманную сырость, и только ветер гонял листья в желтом натриевом свете фонарей. Я, торопясь, выскочил из Эльзиного двора, подальше от ее проклятых окон, и побрел сам не зная куда.
Мне было гадостно и очень, очень стыдно. Сейчас, немного придя в себя, я с отчетливым ужасом осознал, что только что пересек край нормального людского поведения. Сунулся туда буйной головушкой и руками, и чуть было не остался там навсегда. Эльза играючи, в пару слов, залепила мой разум белой яростью, ослепила все чувства, превратила из мужчины в гнусную обезьяну со свалявшейся шерстью под хвостом – и я с пугающей, естественной легкостью перенес это преображение. Совершенно ясно, что несколько минут назад я с готовностью пережил своего рода психическую смерть – в один миг сменив все умное, человеческое – на страшное, звенящее безумие. Теперь я ни капли не сомневался, что действительно сошел с ума в самом тривиальном, клиническом смысле – пусть и сумел кое-как вынырнуть обратно. Сумел ли? Сути дела это не меняло.
Ну ладно Эльза… Уверен, она действовала не разумом, а своим чудовищным, воспаленным сердцем, желая отомстить за полученное унижение, вывернуть наизнанку мою ублюдочную животную сущность. Но я-то, я! Воспитанный, не самый плохой, и, даже смею надеяться, тонко чувствующий человек – как я мог так просто поддаться на эту простейшую провокацию? Ведь еще чуть-чуть, ударила меня мысль, – и я бы убил ее… или искалечил навсегда.
Было стыдно перед собой, перед всеми людьми, и особенно – перед Элей. Да, она не могла изменить себя, и, наверное, она сама виновата во всем… но право слово, ни одна живая душа, даже такая паскудная, как Элина, не заслуживает того скотства, что я с ней сотворил. Очень хотелось извиниться, поговорить с ней тихо, искренне, убедиться в том, что мы все еще люди, а не пара озверевших крыс – но сама мысль о том, чтобы вернуться в спальню, где все случилось, снова смотреть на ее больные синие глаза и волосы, слипшиеся от капель крови, была невыносима.
Зная себя, я без удивления заметил, как сокрушительный приступ раскаяния трансформировался в настойчивое желание выпить. Видимо, организм, едва вернув себе человеческий облик, вновь желал его потерять; в любом случае, потребность немедленно притушить алкоголем любую мало-мальски сильную эмоцию была для меня делом совершенно привычным. Много лет я боролся с этим, и не без успеха, но сейчас, после несносной головомойки последних дней, я даже не пытался сопротивляться. К счастью, в кармане нашлась одинокая измочаленная купюра, но все магазины были закрыты – да и не продают у нас спиртное по ночам. Чувствуя некоторую растерянность и даже разочарование, я вышел на середину безлюдного проспекта, неуверенно потоптался на месте, не зная, куда свернуть, и, уже не торопясь, двинулся в сторону набережной – где совсем еще недавно состоялось наше первое после многолетней разлуки свидание с Эльзой. Снова начал моросить дождь, с реки подул пронизывающий ветер, но почему-то мне и в голову не пришло, что можно потратить остатки денег на такси и отправиться в свой теплый дом: я упрямо брел по тротуару, слезящимися глазами оглядывая окрестности в поисках хоть какого-нибудь завалящего питейного заведения.