– Ф-фу, дай попить, – потребовала Эля, запыхавшись. Она снова прижалась ко мне, ее всю трясло – то ли от нервов, то ли от вечернего холода.
– Это, что ли? – я потряс пакетом с ликером.
– Да нет же, дурень! Как можно быть таким непонятливым… На, открывай, – она порылась в своей модной, огромной, как баул челночницы, сумке, и выудила бутылку с шампанским – ту самую.
«Ай-ай-ай!» – сокрушенно покачал головой я, и, завершив этот ритуальный акт гражданского осуждения, с приглушенным хлопком откупорил пробку. Отхлебнул сам, передал бутылку Эльзе. Она демонстративно попыталась протереть горлышко подолом платья (не вышло: платье было слишком коротким), и запрокинула голову вверх, да так неловко, что закашлялось, а шампанское пенными брызгами окатило ей грудь. Я вздохнул и, достав чистый платок (не зря, выходит, собирался перед встречей), вытер ей нос и подбородок, а потом принялся осторожно промакивать платье.
– Ну что, теперь ты доволен? – горестно сказала Эля. Она отобрала у меня платок и шумно высморкалась. – Да хватит меня лапать! И вообще, мне холодно, обними меня!
Я усмехнулся, снял плащ и накинул ей на плечи. Положил руку на спинку лавочки, и само собой получилось, что я обнял ее почти по-настоящему – она развернулась и залезла с ногами на скамейку, упершись в меня спиной. Её волосы, оказавшиеся вдруг в опасной близости, были слишком сильно надушены и источали мускусный, тяжелый, изнуряюще-манящий аромат. Вот ведь шлюшка, – одобрительно подумал я.
Некоторое время мы без слов добивали оставшееся в бутылке вино. Не нужно думать, что я не понимал, к чему идет дело. И я понимал, и Эля понимала, и она понимала, что я понимаю, что она понимает, и так далее до бесконечности. Все же взрослые, бывалые люди, и наши невербальные сигналы – да что там, сигналы – сирены! – считывались без труда. Мне было интересно, как далеко она собирается зайти. А еще я был горд, что до сих пор, оказывается, способен кого-то привлекать, и уж более всего такую фам фаталь, как Эльза. Боже упаси, я не собирался с ней спать! – это означало добровольно сунуть голову в пасть акуле, но разве небольшой поцелуй будет таким уж страшным преступлением? Этого мне хватило бы, чтобы тешить самолюбие еще долгие месяцы, но, пожалуй, было недостаточным, чтобы чувствовать себя изменщиком.
Эля зашвырнула пустую бутылку в кусты, повернулась и грубо схватила меня за затылок.
– Что ты там себе выдумываешь? – зло зашипела она. – Ну? Признавайся!
– Думаю о том, что хочу тебя поцеловать, – простодушно признался я.
– Фу, мерзость! – она оттолкнула меня руками. – Ты – меня? Не смеши! Помоги мне…