Конечно, я любил ее и раньше. Может, точнее будет сказать, что был привязан к ней, не знаю. Но теперь эта связь была грубо рассечена бутылочным стеклом, и остатки любви с новой силой загноились одиночеством. Я бился в этом одиночестве, мучимый той почти физиологической болью, которую, должны быть, испытывает ребенок, отлученный от материнской груди. Я спал, кладя на подушку рядом ее фотографию, я ныл вслух и повторял ее имя, собирая ее платья – для того, чтобы Стас увез их в деревню (я утаил мешочек с несколькими парами белья, который выкинул только через несколько лет, опасаясь, что жена найдет его при уборке). Я вспоминал и рассказывал сам себе, какие нежные у нее были руки, какой кроткий взгляд, какая она была спокойная и добрая… Я пал так низко, что, чувствуя себя гнусным некрофилом, мастурбировал, вспоминая нашу нехитрую близость. Одним словом, я усердно конструировал тот самый образ – своего рода ментальный обелиск, – любовь к которому, затертому и потускневшему, с грехом пополам пронес до сегодняшнего дня.
Еще через месяц, не выдержав, я сделал предложение Нине.
* * *
– Прости, – еле слышно прошептал я, замерев на коленях. Она покачала головой.
– Как можно?.. Т-ты убил меня.
– Да как я-то? – взвился я по привычке, но это получилось настолько жалко и неуверенно, что я тут же сник. – Ты же сама…
– Ну и осел же т-ты, – заключила она, скользнув с парты на пол. – Пойду я, зря тебя нашла.
– Подожди! – я вскочил и загородил ей дверь. – Ты же зачем-то искала меня, что-то хотела? Ты не же просто так врезалась в меня в коридоре, да?
Она вытаращила на меня глаза:
– А что я должна была делать? Провалялась без памяти чуть ни год, никто не приходит, никого нет, т-тебя нет… Телефон пропал, номера я твоего не помню. Потом… н-ну, все, ушла. Я прихожу домой, там все пусто, тебя нет, вещей нет, только диван ободранный. Пошла тебя искать – а кого еще мне искать, если больше нет никого? Пришла в университет, гляжу по расписанию – вроде твоя лекция. А там то ли т-ты, то ли не ты – весь толстый какой-то, обвисший, волосы совсем короткие. Думаю, не ты. Что с т-тобой случилось? Вернулась домой, на диван этот, три дня там т-торчала, и решила, что все-таки ты. Вот, вернулась сюда, иду по коридору, не знаю, куда, а тут… И еще спрашиваешь, что я хотела… дурак.
Клянусь, это была самая длинная тирада из всех, что я слышал от Аси. Видно, здорово у нее накипело. Впрочем, это как раз не удивительно, удивительно другое…
– Как ты сказала? Тебя год лечили?
– А ты думал, после такого за две недели на ноги поставить можно?