– Меня тоже, что ли, не существует, – тяжело дыша, говорила она с истерическим смехом. Что происходит? Что за безумие? И почему именно с ней?
Она сидела на краю кровати, осматривая бардак, устроенный ей же, в комнате. Внезапно она вскочила и бросилась к зеркалу, дабы проверить, не вернулась ли она в прежнее состояние. Но в отражении она все еще видела маленькую Веру: чувствительную персиковую кожу с подростковыми покраснениями, розовые губы, испуганные глаза. Единственное, что ее радовало в этой перемене, это густые длинные волосы, по которым она так скучала. После рождения Кати ей пришлось распрощаться с любимой гривой. С тех пор у нее не получилось вернуть прежнее достояние, и это было первым камнем, брошенным в нее жизнью.
Вера, казалось, успокаивалась, пока ласкала собственные волосы. Она улыбнулась, расплетая косу и расчесывая крепкие пряди пальцами.
Она подумала, что у нее помутился рассудок, но не смогла остановиться. Это занятие и правда расслабляло ее, уводило от проблем, непосильных ее плечам, и даже убаюкивало.
Но спать ей было некогда.
Закончив заново знакомиться со своими волосами, Вера продолжила всматриваться в свое лицо, словно видела его впервые. И тогда ей показалось, что она не помнит, как выглядела еще вчера.
– Неужели я так сильно изменилась, что он не узнал меня? – Проговорила Вера вслух, удивляясь, как певуче звучит ее теперь молодой голос.
Поняв, что пустое разглядывания своего лица ничем ей не поможет, она направилась в комнату Кати, в которую без спроса заходила лишь затем, чтобы убраться. И даже этого было достаточно, чтобы возбудить неукротимый гнев дочери.
В комнате было темно и холодно. Шторы были затворены, солнце не проникало сквозь них и не согревало своими лучами. Но Вере показалось, будто на улице зима, а во всей квартире неотапливаемым местом было только это.
Помедлив несколько секунд, она сразу стала вспоминать, где хранились ценные документы в спальне дочери. Для начала она решила обыскать прикроватную тумбу. Не найдя там ничего, что было бы полезно, она бросилась к столу, служившему Кате и как туалетным, и как рабочим одновременно.
Она выдвинула все ящики, но находила лишь…
– Хлам. Господи, я же говорила, ну уберись ты, уберись в комнате, что за вечная помойка, веч…
Тут она наткнулась на цветастую книжку в твердом переплете. Она не была похожа на школьный дневник, но хранила в себе записи более личные.
Вера не понимала, откуда в ней проснулось влечение к этой вещи и не знала, как отбросить ее в сторону и продолжить поиски документов. Подсознание укоризненно нашептывало ей: «Ты же сама прекрасно понимаешь, здесь документов нет. Но зачем же ты сюда полезла? Ты знала, что здесь хранится совсем другое. Чего теперь стыдиться, когда дело начато?».