В поликлинике Галя несмело, бочком, неверными шагами вошла в кабинет и со слезами стыда опустилась на кушетку. Врач, обращаясь к медсестре, сочувственно-снисходительно бросила:
– Ну вот, теперь еще одна начнет каждые три месяца бегать за направлениями. Из больницы не будет вылезать. Правда заключается в том, что мужик от дурочки никогда не отвяжется, пока ее не угробит. Чтобы это понять, не надо обладать природным даром предвидения. Поиграет, поиграет да и выкинет за ненадобностью. «Поматросит и забросит». Так обычно о таких хахалях говорят.
Чувство протеста закипело внутри Гали. Она горячо возразила:
– Ни за что! Никогда! Я ненавижу его и никогда с ним не буду, иначе все мои мечты и планы провалятся. Я учиться приехала, – с оттенком еще не остывшего негодования добавила она.
– Кого ты хочешь ввести в заблуждение? Все вы так говорите. Только быстро вылетают из памяти горькие уроки. Биты много, толку мало. Бедняжка, – голосом, отравленным горечью, заключила доктор. А старенькая медсестра сморщилась как от зубной боли.
Галя вся сжалась и закусила губу, пытаясь сдержать рыдания. Ей очень не хотелось попадать в категорию пропащих, но и объяснять доктору свою особую ситуацию не посчитала нужным. «Какая уж там уверенность… и гордое достоинство королевы», – зло и насмешливо корила она себя за слезы.
Шла Галина из поликлиники морально подавленная, в который раз ругая себя за наивность: «Мечтала о счастье, хотела учиться, оплодотворять свою душу знаниями великих ученых, радоваться, гордиться собой, а потом и своей будущей семьей. И вот тебе на! Ребята в школе говорили, что самая симпатичная девчонка, недотрога. Пальцем мальчишкам не позволяла коснуться даже своего плеча. Нос кверху держала. Достойного ждала. Дождалась! Романтичной дурехой на поверку оказалась».
Галя мучительно тяготилась создавшимся положением. Она осунулась, потускнела. Для нее стало обычным явлением на занятиях тупо смотреть в окно. В сознание снова и снова вторгалась безотчетная жалость к себе. «А вдруг останусь бесплодной? Наступить на горло собственной песне и родить? От ненавистного мужчины, насильника? А учеба, а стыд перед родней, деревней? Позорище! Что делать? Губить живое существо?.. Отчим не позволит маме воспитывать моего ребенка. И бабушка Василия для этого слишком стара».
Ехать в больницу пришлось ранним утром, еще затемно. Долго тряслась в автобусе. Вышла на нужной остановке, а тут, как назло, дождь пошел. Уныло завывал в подворотнях холодный, пронизывающий ветер. Галя зябко запахнула полы длинной кофты. Битый час бродила по незнакомым переулкам в поисках неприятного заведения, а спросить стеснялась. Тяжело обвисала на плечах липнувшая к телу мокрая одежда. Все внутри нее дрожало от холода и страха. Наконец, набрела. Противно скрипнула проржавевшими петлями облупленная, покосившаяся калитка. Но на подходе к крыльцу этого старого, наверное, еще дореволюционного здания, решимость покинула ее. И когда она, замерзшая и измученная, все же появилась на пороге приемного покоя, дежурная старушка-врач испуганно всплеснула руками: