***
Куклу ведут в лабораторию. Пора.
Она нервно шепчет:
– Я думаю чужие мысли. Чужие, чужие, чужие. Я не личность. Я не я. Я – она. Я не должна бояться. Я не умру, просто стану полноценной.
В помещении пахнет медицинским спиртом и пихтой. Куклу сажают в кресло, к голове прикручивают провода.
Она впервые видит Сию так близко. Ей даже кажется, что та улыбается.
– У меня ее лицо, ее имя…
Она осторожно берет Сию за руку. Рука теплая, мягкая, за столько лет не тронутая старостью.
– Не хочу умирать, – шепчет кукла. – Лучше бы ты умерла.
И вздрагивает. Ей чудится, что рука Сии крепче сжимает ее собственную.
Тень шелестит над ухом:
– Не бойся. Ты – часть меня. Все хорошо.
Тень обволакивает, успокаивает. Свет гаснет. Кукла засыпает.
Когда она открывает глаза, за стеклом уже толпятся люди в белых халатах. Таращатся, как дети в зоопарке.
– Кто ты? – спрашивают.
Кукла медленно осматривается.
– Кажется, эксперимент не удался… – растерянно говорит она.
Люди в белом громко спорят и лихорадочно сверяют данные. Кто-то швыряет бумаги на пол. Куклу мучают тестами и расспросами, а потом, наконец, отпускают.
Она выходит на улицу, на воздух. Выжила. Неужели правда выжила? Весенний мягкий свет переливается на ненастоящей коже. Владения солнца прекрасны.
Навстречу бредет человек в белом. Свернуть ему шею легче легкого. Ссадина, оставленная им, жжется и кровоточит. Она улыбается. Никто не заметил подмены.
– Иду я, иду! – крикнул он, спеша в прихожую. Барабанить перестали. Он снял ключ с крючка, открыл дверь и застыл.
– Привет, старый друг, – произнес пришедший.
Растерянность на лице хозяина сменилась улыбкой.
– Дружище! Неужели правда ты?
Они обнялись. Прошло лет пятнадцать с того дня, когда они виделись в последний раз. Кажется, на свадьбе кого-то из друзей. Или на похоронах…
– Райончик спокойный, тихий. Мне тут нравится, – поделился хозяин дома, когда они устроились на креслах в гостиной.
– Если честно, та еще глушь, – рассмеялся гость. – Едва нашел твой дом.
– Может, на то и расчет, – улыбнулся тот.
Открыли по бутылке пива, вспомнили студенческие годы. И как сбегали посреди пары, прямо на глазах сонного преподавателя, и как учили язык жестов, чтобы друг другу ответы подсказывать, и как ворковали с буфетчицей, чтобы положила на одну котлетку больше.
– Славные были времена, – вздохнул хозяин и откинулся на спинку кресла. – А потом работа, беготня. У всех дела, времени нет. Эх.
– Эх, – повторил за ним друг. – Ты все еще резьбой по дереву занимаешься?
Тот важно закивал.
– Еще в академии понял, что за нечистью гоняться – не мое это. Так что как ушел в творчество, так и остался в нем. А ты? Все бегаешь, нежить ловишь?