– Получал, конечно, до того момента, как умудрился слечь. Он говорил, что не получает ответа от тебя. Должно быть, его письма перехватывали.
– Должно быть.
– Ты можешь написать ему, – проговорил через силу Владимир, шумно выдыхая, – у меня и адрес имеется.
– Правда? – Александра чуть подскочила с места, – Замечательно! – воскликнула она, обнимая и целуя Владимира.
Глава шестая.
«17 августа 1917 года, Чёрные пруды, Санкт-Петербург,
Дорогой Джон,
Как я счастлива, что возможность имею писать к тебе. Прошу извинить, что послание всё написано на русском языке, но по-иному, боюсь, не было бы оно доставлено, хоть и теперь нет мне гарантий, что не изымут его где-нибудь. Всё, что происходит в волнующейся стране моей немыслимо и ужасно, хуже всего то отношение к Романовым, которое воцарилось теперь, и, пожалуй, это есть самое пугающее. Я знаю, Джонатан, что отец твой важный человек в государстве, потому не могу не спросить тебя, что тебе известно, друг мой, о намерениях Милюкова? Открыто сказать о сим я, конечно, не могу, но, если тебе хоть что-то известно, ты разгадаешь, поймёшь. Я бы и не писала вовсе, но оно мне важно очень, вся душа моя в этом. Так же, друг мой, прошу прощения за безответно посланные тобою письма: не доходили они до Александровского дворца, не пропускали их. Я волновалась за тебя, что было сил, потому как война, а ты, я знаю, ты на фронте был и, может быть, есть и теперь, а Россия уж и не та, и, возможно, мы скоро станем противниками вашими.
Однако это бред, вздор и пустословие. Скажи мне, Джон, что жив ты, спокоен и мне сего достаточно будет, потому что времена уж не для веселья и празднества настали, по крайней мере, у нас. Люди запуганы, озлоблены и потеряны. Я думаю, будет что-то ещё, не удержит Временное правительство власть в руках своих, потому как сие понятно, потому как оно и есть временное. Но вот я снова отвлеклась. Не суди меня строго, так много волнений, так много слов не сказанных. Я совсем недавно видела тебя во сне; с четверга на пятницу, говорят, вещие сны, стало быть, скоро свидимся. Знал бы ты, дорогой Джон, как возможность писать к тебе меня оживила, все сказали о сим, с самого утра толкуют, даже Володя заметил, а он скептик в отношении этом. Владимир, кстати, так же просит прощения за оборванную переписку вашу. Он сильно болел, потому писать было вовсе не в его силах. Теперь он у нас, в Чёрных прудах, пошёл на поправку совсем. Тихо, мирно живём теперь тут, в то время как всю семью Николая Александровича, отца моего и Андрея сослали в Тобольск, я же случаем ссылки избежала и обязана сим, в большей степени, брату своему.