Мучения княжны были прерваны, наконец, лишь в первом часу дня долгожданным звонком. Говорила Ольга Николаевна быстро и спокойно: «Встретили Наталью. Выезжаем из Москвы через пятнадцать минут. Позвоню, когда прибудем в Лион. Люблю тебя».
Александра испустила облегчённый вздох.
– Когда должны они прибыть в Лион? – поинтересовалась княжна, поворачиваясь к Владимиру. Тот глухо рассмеялся.
– Если ты продолжишь в таком духе, princess, то мой разум не доживёт до того момента.
– Прости меня, – протянула Александра, садясь на диван и закидывая голову на деревянную гряду, – просто я так волнуюсь за них.
– Я знаю, princess, знаю, однако, ты же сама понимаешь, что в Европе, тем более в Америке гораздо для них безопаснее будет, чем здесь. Мы как бы на бочке с порохом сидим, да вот только я уверен, скоро всё успокоится, и тогда мы заживём.
– Думаешь?
– Думаю.
– Хорошо.
– Да.
Новый день приветствовал жителей Петрограда прямо сказать не самым радушным образом. С раннего утра двадцать пятого октября в городе было так тихо, что даже на Петровском острове слышны были крики радующихся и дебоширящих матросов, ругань рабочих, заунывные песни пьяных крестьян. К обеду каждый житель Петрограда знал, что Временное правительство ушло в отставку, что власть перешла в руки большевиков, что прежней жизни уже не будет, и что Российская империя окончательно прекратила славное существование своё. Что ж, наконец, послышались и залпы орудий, и плач детей, которых, как не пытались, не смогли унять матери, и хрипы раненых. Да, это явление стало закономерным завершением крайнего обострения классовой борьбы. Да, это событие выразило волю большинства, однако понимало ли то большинство на что шло оно? Понимало ли оно, что двадцать пятое октября далеко не конец всеобщих мучений, что ещё тысячи жизней, судеб будут смолоты разгневанной, не умеющей остановиться машиной судьбы? Вероятно, не будет вовек найден ответ на сей вопрос.
– Их не выпустили, ты представляешь ли, Аля, не выпустили! – выпалил Владимир, разгневано вскидывая руки, потряхивая в них полученную утром телеграмму от матери. Но Александра только покачала головой.
– Ты слышишь крики? – Владимир прислушался. Действительно, слышался ужасный гвалт, – Ужасно. Ах, должно быть, это центр города пылает! – вскрикнула Александра, показывая чрез стекло окна на густой, чёрный клуб дым.
– Может быть, адмиралтейство? – предположил Владимир.
– Не знаю. Ужасно. Что теперь будет? – она развернулась к князю и увидела у него в руке узкий длинный кусочек бумаги, – Ох, это от твоей матери? Ты что-то говорил?