Революцией сломанные судьбы (Чебанова) - страница 129

», после чего потерял сознание. В такой леденящей душу конвульсии и ужасном стоне потерял сознание Уолт Мортимер, что Джон подумал даже, что тот умер, а ведьмочкой, герцог знал, отец называл его мать, а это лишь подтверждало его убеждение в смерти отца, но тот выжил и пролежал ещё около полугода в своих покоях, не реагируя на приходящих к нему людей и ни с кем не общаясь. Однако почти каждую ночь во сне он разговаривал и довольно громко, он просил прощения то у жены, то у сына, он, то плакал, то смеялся, будто бы стремительно сходил с ума.

Джон почувствовал себя ненужным ему, свободным и наконец-то поехал в Лондон, наконец-то узнал новости из первых уст и понял, что дела у России плохи. Пройдя тяжёлый путь, уставший герцог зашёл в кабинет, где сидело около семи разного возраста и вида мужчин: это были министры короля Георга. Все бурно отреагировали на появление Джона; вместо тоскливой тишины в кабинете организовалась суета, шум; каждый успел осведомиться у Джона о самочувствии его отца, о возможности его возвращения на пост и о прочих, нисколько не интересующих герцога вещах. Один жирноватый, практически всеми в комнате уважаемый министр сидел за массивным столом и просматривал какую-то бумагу. Небрежным жестом подозвав Джона, он показал ему, молча качая головой, жёлтый лист: это был очередной запрос на перевоз Романовых в Британскую империю, документ, который снова был подписан отказом.

– I suppose, that is why you are here, Jonathan, – сказал негромко министр, растопырив небрежно пальцы и указывая ими на бумагу, – In this case, there is no need for you to visit us again. Unfortunately, I assume, nothing is able to save them, – от пальцем провёл по фамилии монарха, – from a heavy executioner`s hand.^>79 – он посмотрел многозначительно на Джона и, подтверждая собственные слова, качнул головой.

Не возразив ни слова, Джон, разгневанный только услышанным, вышел из кабинета и, едва удерживаясь от бега, устремился вверх по ступеням. Он шёл к королю Георгу, чтобы попытаться поговорить с ним, напомнить ему, что там, в России его родственники! Однако поднимаясь по лестницам, он понял вдруг, что всё это бессмысленно и глупо, что именно король лучше всех понимает, что происходит вокруг, и что ему приходится ставить интересы государства выше своих личных. Тогда он резко затормозил, застыл на месте на мгновение и пошёл в обратном направлении, возвращаясь в кабинет министров, но тут он осознал, что и это бесполезно. Тогда Джон просто бросился к выходу и, хлопнув со злобою дворцовой дверью, выбежал в покрытый снегом двор и, как бы выпуская накопившийся в жилах гнев, побежал куда-то вдаль, быстро, даже не глядя вперёд, стараясь как бы убежать и отсюда, и от себя, но это, увы, невозможно. Он долго бежал, вдыхая прерывисто ледяной воздух полной грудью, задыхаясь, и вдруг остановился, застыл, глядя на холодный безжизненный снег, а после руками закрыв глаза обратился к небу и вновь замер, глядя в бесконечную вышину, руками охватив разгорячённую свою голову. И никому не понятно, сколько бы он простоял так, да только из дворца лёгким бегом выбежала одна прелестная придворная дама. Джон знал её; это была Адель. Дочь одного из министров короля Георга, она была девушкой, которую когда-то прочили герцогу в жёны; она была умна, красива и молчалива. Молчалива, потому что нема. Голова ей обрамлена была лёгкими густыми каштановыми волосами; большие зелёные глаза её поблёскивали мягким, добрым светом; черты лица были изящными и тонкими, словно их выточил искусный мастер из хрупкого хрусталя. Зелёное шёлковое платье её струилось, на ветру развеваясь и играя средь серебрящегося снега. Она подбежала быстро к Джону, накрыла его трясущиеся от гнева и холода плечи тяжёлой мантией и, увидев разбитое горем и болью лицо его, подхватила герцога за локоть и потянула в замок. Джон поддался ей.