– Прекрасно, – отозвалась княжна, приходя в себя, и, взглянув на князя, прибавила, – после вечерни, кстати, не трапезничают, – и звонко рассмеялась: такое уж у Владимира было несчастное лицо.
– Пойдём, голубчик, я тебя накормлю вдоволь, – пролепетала подходящая сзади Прасковья Дмитриевна и, крикнув предварительно Надежде, увела князя в столовую.
От дневных переживаний, долгого пребывания церкви Александра утомилась, потому прошла в свою опочивальню и прилегла на кровать. Закрыв глаза, Александра почувствовала вновь запах гари, однако теперь он смешался с другим, знакомым и до боли неприятным.
– Распутин, – вдруг воскликнула она, – он точно замешан в этом! – однако потом княжне вспомнилось, что он давно уж умер, а предчувствие беды всё не уходило, и как-то неуютно на сердце стало, как-то холодно и беспокойно.
Глава десятая.
Тревожная, слёзная осень прошла, за ней начался холодный, полный интриг и непонимания декабрь.
Начиная с того самого дня ссоры с отцом, Джон жил в особняке в Уинчестере, не покидая его, потому как отец его слёг: сердце не выдержало. Герцог жил, словно в изоляции: он не был у короля, не знал дипломатической обстановки в мире. Нет, ему, конечно, сообщали, но воспринимать политические новости со слов в полной мере невозможно. После свершения революции в России письма от Александры и Владимира стали доходить всё реже; от юных князей письма перестали доставляться ещё в августе. Джон чувствовал себя одиноким, однако сильнее он беспокоился за судьбы его российских друзей.
Герцог Уолт Мортимер всегда вёл себя эгоистично и безразлично по отношению к сыну, а теперь особенно, как-то чересчур холодно: он его вообще не замечал. Когда Джон приносил ему питьё в покои, приводил к нему доктора или же просто заходил зачем-то в комнату, отец его претворялся, что спит, отворачивался к стене или просто лежал, не обращая и капли внимания на сына.
Однажды утром он впервые за несколько месяцев поднялся с постели, вышел из комнаты своей и, шаркая ногами, пошёл куда-то по мраморному полу, согнув своё осунувшееся тело, хрипя сильнее с каждым шагом своим. Джон слышал все движения отца, однако не выходил из своего кабинета: не хотел получать отрицательных эмоций в самом начале дня. Вдруг по замку разлетелся глухой стук человеческого тела об пол; герцог мгновенно встал из-за стола, распахнул дверь и увидел судорожно бьющееся и бледное тело отца; он кряхтел, чмокал иссохшим ртом, широко раскрывал неподвижные янтарные глаза, измученным взором глядел кругом, не осознавая ни где он, ни что происходит вокруг. Когда Джон подбежал к нему и сел на колени рядом, Уолт Мортимер вдруг замер, сжал до боли руку сына и тихо срывающимся голосом сказал: «I am departing for my little witch…